- А давай наперегонки до горки? – предложил он ей, предвкушая победу.
- Неа. – отказалась она – Воспитательница сказала не бегать. Попадет потом.
- Струсила? Сдаешься? – подначил он ее и засмеялся обидно.
- Вот еще. – фыркнула она и рванула с места к горке.
Потом они сидели в группе, наказанные, под присмотром нянечки, смотрели в окно как гуляют другие и дулись друг на друга и на воспитательницу.
- Говорила тебе – попадет. – бурчала она.
- Я бы тебя перегнал обязательно – дулся он – Ты нечестно побежала. Я не приготовился...

- А спорим я быстрей тебя читаю? – предложил он ей.
- Хахаха. – приняла она пари – Вот будут проверять технику чтения и посмотрим. Если я быстрее – будешь мой портфель до дому и до школы таскать всю неделю.
- А если я – отдаешь мне свои яблоки всю неделю! – согласился он.
Потом он пыхтел по дороге с двумя ранцами и бурчал:
- Ну и что! Зато ты не запоминаешь что читаешь и пишешь медленнее. Спорим?...

- А давай поиграем. – предложил он – Как будто бы я рыцарь, а ты как будто бы дама сердца.
- Дурак. – почему-то обиделась она.
- Слабо? – засмеялся он – Слабо смущаться при виде меня? И дураком не обзываться тоже слабо.
- И ничего не слабо. – повелась она – Тогда вот чего. Ты меня тоже дурой не обзываешь и защищаешь.
- Само собой – кивнул он – А ты мне алгебру решаешь. Не рыцарское это дело.
- А ты мне сочинения пишешь. – хихикнула она – Врать и сочинять – как раз рыцарское дело.
А потом он оправдывался в телефон:
- А не надо было себя как дура вести. Тогда никто бы дурой и не назвал. Я, кстати, и извинился сразу...

- Ты сможешь сыграть влюбленного в меня человека? – спросила она
- С трудом. – ехидно ответил он – Я тебя слишком хорошо знаю. А что случилось?
- На вечеринку пригласили. А одной идти не хочется. Будут предлагать всякое.
- Нуу.. Я даже не знаю.- протянул он.
- Слабо? – подначила она.
- И ничего не слабо. – принял он предложение – С тебя пачка сигар, кстати.
- За что? – не поняла она.
- Эскорт нынче дорог. – развел руками он.
А по дороге домой он бурчал:
- Сыграй влюбленного, сыграй влюбленного. А сама по роже лупит ни за что... Влюбленные между прочим целоваться лезут обычно…

- Что это? – спросила она.
- Кольцо. Не очевидно разве? – промямлил он.
- Нибелунгов? Власти? Какая-то новая игра затевается?
- Угу. Давай в мужа и жену поиграем. – выпалил он
- Надо подумать. – кивнула она.
- Слабо? – подначил он.
- И ничего не слабо. – протянула она - А мы не заигрываемся?
- Да разведемся если что. Делов-то. – хмыкнул он.
А потом он оправдывался:
- А откуда мне знать как предложения делаются? Я ж в первый раз предлагаю. Ну хочешь еще раз попробую? Мне не слабо.

- Сыграем в родителей? – предложила она.
- Давай. В моих или в твоих? – согласился он.
- Дурак. В родителей собственного ребенка. Слабо?
- Ого как. – задумался он – Не слабо, конечно, но трудно небось..
- Сдаешься? – огорчилась она
- Не,не. Когда эт я тебе сдавался? Играю, конечно. – решился он.

- Усложняем игру. Ты теперь играешь в бабушку.
- Правда? – не поверила она.
- 3900. – кивнул он – Пацан. Слабо тебе в бабушку сыграть?
- А ты в данном случае во что играешь?
- В мужа бабушки. – засмеялся он – Глупо мне в бабушку играть.
- В де-душ-ку. Как бы ты тут не молодился. – засмеялась она – Или слабо?
- Куда я денусь-то...

Она сидела у его кровати и плакала:
- Сдаешься? Ты сдаешься что ли? Выходишь из игры? Слабо еще поиграть?
- Угу. Похоже что так. – ответил он – Неплохо поиграли, да?
- Ты проиграл раз сдаешься. Понял? Проиграл.
- Спорное утверждение. – улыбнулся он и умер.

Обычный офисный туалет. Закрытая кабинка. Задержки еще нет. Но что-то не то. Она знает. Тест. Трясущиеся руки. Одна яркая полоска. Облегчение. Помыла руки. Взглянула еще раз – вторая прорисовывается. Секунды стучат в висках, полоска темнеет, на глазах.
Всхлипывание и полушепот в трубку: -..Две полоски – одна ярко-красная, другая бледная…Я почитала…в нете – 99%, что залетела.. - Так…Малыш, расслабься.. - ..нарасслаблялись уже! - нервный смех в ответ. После работы – бегом в больницу. Удалось без записи и очереди. Холодный стул, железные инструменты, ледяные, обжигают. - Матка маленькая, в норме. Шейка не синюшная совсем. Тест редко, но может врать. Затеплилась надежда. Слабенькая. Он старался.
До этого же получалось. Неистовый секс и…месячные тут как тут. Конечно, если по календарику пора. Пусть соединившиеся клетки только в трубе, их должно было просто вышибить… Неделя напряжения. Ни о чем другом не думается. Лежа на животе мерещится уплотнение…Говорили. Не раз. Стандартно: КУДА СЕЙЧАС? Ну подумай. Ничего нет своего.
Съемная квартира, платим кредит за телек. Вот встанем на ноги… Подруга позвала на ДР. Предложила химический коктейль. Дыня. «Мне не…» - начала было… Передумала. Все равно решено. Аборт.

Глотнула раз. Второй. Представила каково Ему там…Или Ей?? Поставила: «Не хочу. Извини.» Всем нутром ПРОТИВ. От Любимого. Самого красивого. Самого умного. Самого здорового. Н-Е Х-О-Ч-У прерывать. Он же – категоричен. Как без Него?! На УЗИ. Полный мочевой пузырь. Сил нет терпеть. Татьяна Николаевна – чудо. Обожает все, что связано с Детьми. Смотрит, улыбается.
Что же так тянет, долго?? Сердце разорвется вместе с пузырем. Прям сейчас! - У Вас двойня. Похожи на мальчиков, - сердце вместо разорваться – остановилось, почти. - ?!?!?! Покажите… С распечаткой двух точечек с монитора. С витамином «Е» для закрепления беременности. К Нему на работу. Без звонка. Не важно, что скажет. Я РЕШИЛА. Улыбка не сходит. Один в кабинете. Рад. Молча берет результаты УЗИ. Улыбается. - …Так…сколько у меня есть времени?? Около 8 месяцев? Чтобы заработать кучу денег…
Кто-то из ДВОИХ, сам того не подозревая (в животкие) спас обоих. Их сила в том, что их ДВОЕ. Так будет всегда. Должно быть. А Она каждый день будет разговаривать с ПУЗИКОМ. И просить прощения за первоначальные намерения…

Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:

-Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, улыбавшись говорила мама.
-Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
-Эх ты,-обхватив мою шею и теребя мои волосы-ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.

Как неумолимо бежит время. Казалось еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботними глазами по городу. Рассматривали прелести девочек в подъездах.

-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,-верешала Светка.
-А ты мне покажешь свою пипиську,-отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?-застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.
Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костянной оправе, от проблем быта.

Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.

Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо.-Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.

Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких -маленькие проступки.

-Ну мама, за что?-голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь негодник?!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожанным ремнем.
-Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
-А Лену?-Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились......Эх детство.
Да, все изменилось. Все стало казатся с другой точки зрения. С более взрослой.

Дядя милиционер с усиками-стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детске формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.
Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:

-А ты что развелся то?
-Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.

За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудиться.
Я взрослый на столько, что могу сказать без зазреня совести. Назвать ее на "ты".
-Слышь, мать- дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, неодин. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
-Блин....Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу. Записка.
....Я до вечера среды в командировке.
-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились-три семерки вместе с носом.
Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
-Ленка,-живем.
-Привет мать. Как дела?
-Сам то как?
-Нормально все.
-Мам ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате.
....... ?

Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы.
-Так-с.
-Хоть вы и знакомы, вот мам-моя девушка.
-Здраствуй, наигранной улыбкой, поприветствовала ее мама .
-Здраствуйте тетя Катя.
-Мам, мы гулять пошли.
-Когда придешь?
-Когда придем?- Ну... не знаю, но не жди. Может опять поздно.
-Нет мам,- она будет со мной.
-Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,-сказал я закрывая дверь в свою комнату.
-Денег тебе?А за что?
- Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала.
-Нет мам.- Я ненаркоман.
-Не дашь?!
-Хорошо.- Нет так нет.
-Я ухожу из дома.
-Покушай хоть на дорожку,-съехидничила мать.
-Да пошла ты, хлопнул я дверью.
Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето.

Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка.
-Сама ты мама- дура.
-Хорошо.
-Да, да я пойду к друзьям.
-Все пока.

Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много.

Ленка ушла....Увы. Не посчитав меня за грошъ. Все ушли. Я один. Да будет-вперед!

-Серега,- ты понимаешь,- мать приехала с отдыха,- отзвонил мне на телефон Ромка.
-Ля.... опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.
-Привет.
-Привет.
-Ты что такая грустная?
-Скучаю.
-Я тоже.
-Лен, а я квартиру снял.
-Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
-Зарплата какая,-с улыбкой повтаряю ее вопрос. Ну на ужин при свечах хватит.
-Придешь?
-Позвони ближе к вечеру.
Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее волосы. Как она смущается, когда я расматриваю ее в душе. Все стало на круги своя.

Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира. Востановился в универе.
-Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы.
-Нет, незаконченное высшее.
-Не подхожу?
-Нет.
-Спасибо.
-Алло.
-Да, по обявлению.
-Нет, незаконченное высшее.
-Извините.
Что не говори, ученье свет. Невсю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда.
-Алло, Серега, здорово. Как дела?
-Здорово Ромка, да нормально все. Сам как?
-Может вечером пивка?.
-Ок. Давай.
-Да, Серега, давай толко без девченок.
-Ок.
-Все, на Первомайской, в восемь.
- Да, четыре кружки "Сибирской Короны".
-Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,-говорит Ромка. Спрашивала, что да как.
-Ну и?
-А я что. Сказал все как есть.
-Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
-И что?!
-Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела. Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.

Напились.
-Привет.
-Здраствуй.
-Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобилный ты игнорируешь.
-Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь.
-Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Придешь?
-Нет мама. Все хватит.
-Прости меня сына,- опустилась в голосе мама. Если я тебя чем-то обидела прости.

Наверно я всетаки несовсем бесчувственный. Воздержался от грубостей.

-Ну что? Придешь? "Родственники" приедут.
-Посмотрим мам.
-Можешь взять свою пассию.
-Пока.

Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
-Что ты нервничаешь,-поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Шелчек.
-Привет мам.
-Здраствуите тетя Катя, с именниником вас,-поздравляет Ленка.
-Привет. Поздравляю тебя.
-Спасибо мам, с неохотой отдаваясь в ее обятия,- выдавливаю я.

Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления-как же все это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.
-Сереж,-сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцетилетие. Ты стал уже взрослым, как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает. Если я и была неправа когда-то, прости меня пожайлуста.
-Мам!
-Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком, я выражаю свою любовь.

Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила, квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей.

-Извините меня,- с комком в горле обращаюсь ко всем. Я сейчас,-выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь.
-Спасибо мама,-как обычно сухо говорю я.

Переехали.
Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.

На протяжении двух лет почти и необшались-то с ней, так если только, по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом.
-Привет мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я на кухню.
-А что, твоя не готовит.
-Мам, хорош заводить старую песню.

-Алло, Сергей,-это вас Евгения Николаевна беспокоит.
-Да, что случилось.
-Сергей,-мама в больницу попала.
-Что, что случилось.
-Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
-Алло, Николай Иванович,-это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку.
-А что случилось.
-Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт.
-Да, давай, вылетай.
-Вы кем будете.
-Сын я.
-Я главврач, Сергей Александрович.
-Очень приятно, тезка.
-Да, инфаркт.
-Это серезно?
-Да. Порализовало конечности.
-Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход.
Захожу в палату.

-Ей сделали укол снотворного,-говорит тезка. Надо чтобы она хорошо выспалась.
-Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости.
-Что со мной. Сереж, скажи правду.
-Мам у тебя был инфаркт, поролизовало конечности.
-Нет мам, доктор сказал, что все можно востановить. Физические процедуры. Отдых. Свежий воздух.
-Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером уже дома.
-Давай, только можно тебя попросить без Лены.
-Хорошо мам,- нестал спорить я.

В дверь позвонили.
-Здраствуйте Николай Иванович. Проходите.

Николай Иванович одноклассник мамы, на данный момент директор банка в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила.
-Налей в вазу воды.
-Привет Катенька. Как ты.
-Да как. Сам видишь, но обешали что поправлюсь.
-Спасибо за цветы,-улыбнулась мама.
Я вышел на болкон, покурить.
-Серега,- прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
-Ага, только ведь на работу надо.
-Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
-Спасибо Николай Иванович.
-Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскачу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься.

Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцати летним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок.
-Лен, ты давай тоже, не ссортесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаше. Меня целый месяц не будет. Все давай, мне в аэропорт надо.

Захожу в мамину квартиру.

-Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
-Не подходит она тебе.
-Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как нибудь сам разберусь. Ну все, я побежал. Целую ее в шеку.
-И тебе удачи.

Оставалось последнее совешание. Побрившись, спускаюсь в гостинный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ошушение в нутри, в груди. Сердце сжимается.
-Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
-Нормально все, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала.
-Да, сегоня вечером прилечу. Ну все досвидания. До вечера.

Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совешание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.
-Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
-Что, что случилось.
-У мамы был повторний приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу, сказав что передвигать ее очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось.
-Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа.

-Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти.
-Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пыскаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс.

-Как это случилось.
-Сергей, не хотела говорить, но....Она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там...твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони.Она успела, мне и сказать только что:-Смотри Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться. Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала.

Открылась дверь и зашла Ленка.
-Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить,-улыбнувшись, спросила Ленка.
Встаю со стула, пошечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает.
-Вон из моего дома. Вон, вон, Блядь, я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки:-Тише, успокойся, не буди маму.

-Мам, я опять обкакался,-из своей кроватки улыбался я.
Она бесприкословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря:
-Ах ты мой маленький засранец.
Сейчас проше. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.
-Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь. Не плачь, не надо. После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки.
-Мам, ну поешь немного,-подносил к ее рту я ложку. Нет мам, не отварачивай голову. Тебе надо сил набираться чтобы поправиться.
Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды.
-Мам, ну ты что в самом деле. Хоть ложку каши съешь.
-Кхшш, кхшш.
-Мам, а сколко ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила:
-Ложечку кашки съеш и поправишся.
-Ну вот мам, молодец. Давай еще немного.
-Кхшш, кхшш.

Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет.

Днем она все больше спит. Соседка неотходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки-кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказиваюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас. Переодеваю, кормлю.
-Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит.

Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее.
Боже, как ее болезнь изменила. Еше три месяца назад эта сорока двух летняя женшина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была по истине красивой женшиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца. Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство.

-Ааа, мама больно,-орал я на весь двор.
-Что случилось, обнимая меня,-спросила мама.
-Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах,-плакал я.
Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось выташить занозу из ее сердца.

Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возрашаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой.

Ночной ветер трепит волосы, дает забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам.

Отпетые священиком псалмы, плач женшин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь.
-Серега ты идешь,-окликнул меня Ромка.
-Нет, вы идите, я побуду еще.
-Мамка твоя?-вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильшики.
-Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
-Меня Кузьмичом все кличат, а это дружише мой-Колян.
Помянули.
-А моя мамка вот, рядом покоится,-показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
-А твоя,-обратился я к Коляну.
-Я ее не знаю. Я из деддома.
Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.
-Давайте,-сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших-пусть земля им будет пухом.

Я поднял к небу влажные глаза:

-Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка. На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же-я счастлив, только мне не хватает тебя.

Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, буд-то она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я.

Солнце озорило землю. "Земля в иллюминаторе видна. Как сын грустит о матери". Эх... Земляне.

Почему то вспомнились слова из книги Г.Г Маркеса "Сто лет одиночества":
-" Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ".

Сто лет одиночества прошли. Я возрашался на свою родную землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери.
Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней.
-Не обманул Кузьмич. Присматривает,-каким-то теплым чувством разлилось по телу.
Открыл калитку,зашел, присел на скамейку: -Здраствуй Мама. Я дома.

ЗЫ. Человек. Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет женшина. Одна единственная, любяшая тебя бескорыстно, без обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная. Просто обними и скажи:-Здраствуй мама. Я дома.

Здоровья всем.

Она спала…
Ей снилась луна, почему-то красная. Она уже не помнила, какие бывают луны, но для нее это уже было не важно…важно было, что она до сих пор жива. Только голод о себе давал знать и во сне, последний раз она ела два дня назад, поймав по пути какую-то зазевавшуюся птицу.
Она спала, и ей снились какие-то неведомые поля, где почему-то жилось тихо и спокойно…
Они шли за ней уже четвертый день. Она научилась определять их по запаху, безошибочно определяя расстояние, по запаху, который выделял их из других тысяч запахов…резкий, соленый запах ненависти…и страха. Да, они боялись ее, вот только она боялась совсем за другое…
Пронзительный вскрик какой-то ночной птицы мгновенно привел ее в себя. Она подскочила, принюхалась. Видимо кто-то поймал в темноте уснувшую птицу, кому-то повезет. Она тихонько зарычала. Почему бы ей не быть этим везунчиком?
Тихо спрыгнув со скалы, она пошла по направлению к тихой возне, повизгиванию и шуршанию, раздававшемуся в темноте, к свежему запаху крови…
Росомаха от неожиданности подскочила и тоже зарычала. Отдавать добычу совсем не хотелось, поэтому, набравшись решимости отстоять трофей, она двинулась на нее.
Она стояла не шевелясь, низко опустив голову, и настороженно следила за подступающей росомахой. Она ее не боялась. Она только боялась, что если проиграет в этой драке, то домой уже не вернется. Поэтому, зарычав как можно более угрожающе, она начала потихоньку подходить к еще слабо шевелившейся птице, продолжая держать в поле зрения противника.
Потом, решившись, одним броском вскинулась, подхватила добычу и одним длинным прыжком метнулась тенью на темнеющие валуны. Росомаха оторопела от такой наглости и долго не могла прийти в себя, рыча и вглядываясь в темноту, надеясь, что наглая противница вернется назад…
Возня в темноте разбудила не только ее.
У почти прогоревшего костра, кутаясь в одеяла, спали кругом трое. Четвертый, уткнувшись в ствол автомата, пытался бороться с дремотой, но удавалось это ему плохо.
Заслышав шум, он резко поднялся. Но темнота была такой непроглядной, что он тут же оставил попытки разглядеть что-либо. Поежившись от ночной прохлады, он подбросил в догорающий костер толстое полено. Он, как и другие, тоже устал от погони, но не было выбора. Эта тварь просто разорвала Джерри , поэтому было уже делом чести отыскать ее и уничтожить.
Сайкс зашевелился и поднялся, привлеченный шумом. Увидев спокойно сидевшего у костра Пери, он подсел и протянул руки к огню:
-Что за шум, кого-то едят? – Он сам усмехнулся своей грубоватой шутке.
-Наверное, - пожал плечами Пери. – Не нравится мне здесь.
-Что за настроение, капрал? – Сайкс был недоволен тем, что в его маленьком отряде осталось так мало энтузиазма. Конечно, и ему самому не нравилось преследовать черт знает где черт знает кого в этих глухих лесах, но приказ есть приказ, а его как известно не обсуждают..
-Сержант… - Пери собрался с духом. – Сержант, сэр, как вы думаете, а какого хрена этой зверюге понадобилось убивать Джерри? Он вроде ничего не сделал?
-Это и меня настораживает, понимаешь? Но ведь не только Джерри пострадал, верно? И они напали на человека! Вот в чем проблема, солдат… - Сайкс с удовольствием прекратил бы этот разговор. И он попытался перевести разговор в другое русло. – Ты ведь из семьи фермеров, Пери?
-Да, сэр. Но никак не могу понять логики этой твари. Что ею движет?
-Не знаю, солдат, не знаю. Не силен в этом как-то… - Он криво усмехнулся, достал сигарету, прикурил от тлеющей щепки, и взглянул на часы. – Ладно, Пери. Тебе еще сорок минут, потом толкнешь Деймона, пусть тоже посидит. Вопросы?
-Никак нет, сэр!
-Вот и чудненько. Смотри в оба! – Сайкс отвернулся и потопал за валуны.
Дойдя до огромного камня, он расстегнул ширинку комбинезона…тишина и благодать. Но что-то вроде…
И только через секунду до него дошло, что же его так насторожило.
Этих двух зеленых глубоких огоньков здесь не было! Только что ведь!
Но рассказать об этом он уже не смог. Так же, как не смог закричать, когда огромная тень метнулась к нему и ударила в грудь, опрокидывая на землю, одним движением клыков вскрыв ему горло…

Она набросилась на еще теплую птицу, уже не обращая внимания на перья. Голод разрывал желудок, поэтому любой кусочек добычи был для нее спасением…
Она легла на большом камне и с удовольствием дробила челюстями тонкие кости, и вдруг замерла, напружинившись…
Человек подошел слишком близко…из-за голода она чуть не потеряла бдительность и оставался только один выход. Она лежала не шевелясь, тихо принюхиваясь. Он пах дымом, мясом, еще какой-то непонятной смесью запахов, которые часто были присущи людям…
И вдруг запах изменился…мускусный запах страха и ненависти…она прыгнула.

-Сэр, есть, сэр! – Пери тихо ругнувшись, положил трубку телефона в разъем переносной рации. – Они хотят довести поиски до конца. Сказали, что тело Сайкса закопать здесь, забрав все личные вещи. Старший я. Вопросы есть? – Он хмуро уставился на оставшихся солдат. Ночное происшествие напрочь выбило из них самообладание… - Нет. Значит так, слушать меня внимательно. Подсчитать боеприпасы, взять минимум снаряжения, продуктов и выдвигаемся через час. Все, исполнять! – Он сел на камень и достал сигарету.
Всё было не правильно. Всё. Без исключения.
Почему она напала на одного только Джерри? А на Сайкса? Она так же легко могла перебить их всех во сне, но убила только сержанта. А может просто боялась подойти ближе? Да нет, вроде…Порвала же Джерри на глазах группы, да так легко и играюче, что никто не понял ничего, потом только спохватились, что капрал не просто так дергается на земле. Это были конвульсии…черт, машина ты смерти гребаная… Пери опять ругнулся и вытащив нож в сердцах со всеху маху всадил его в дерево…Ну нет у нее логики, убейте меня, нет!! Этого убила, этого нет – почему? И почему начала открыто уходить на запад, к болотам? Тоже загадка, обычно так они не делают, стараясь не уходить далеко…теперь из поисковой группы осталось их трое из одиннадцати. Больше всех Пери с жалостью вспоминал рядового Спенсера, молодого и жизнерадостного парнягу, который так нелепо попал под камнепад. Молодой ведь совсем был. Хотя Пери смутно догадывался, что возможно эта сволочь приложила усилия к этому…стоп! Это уже перебор, не может она додуматься до этого. Или может?!
Пери отвлекся от тягостных раздумий, когда капрал Айронс подошел к нему с картой в руках:
-Разрешите обратиться, сэр? – Получив утвердительный кивок, он присел на корточки перед ним и раскинул карту на коленях. – Сэр, мы вчера были здесь, - он ткнул на участок на карте, обведенный карандашом. – А сегодня мы здесь. – И снова тычок в карту, но где-то с краю...
Пери непонимающе уставился на Айронса:
-Что ты хочешь этим сказать, рядовой? – Айронс слыл хорошим следопытом в их батальоне, но теперь и он выглядел озабоченным.
-Сэр! Если мы идем за ней, то у нас карта не та. – Он посмотрел Пери в глаза. – Я хотел сакзать, что у нас нет другой карты, сэр. Там район Больших болот, он фактически не изучен, и для военных не представляет интереса тоже, поэтому его не картографировали. Это значит, что она нас туда тащит…сэр! Еще не поздно вернуться, сэр! Скажем, что, мол, угрохали ее…
-Что?! Ты предлагаешь мне вернуться?! – Пери угрожающе потянул нож из коряги. – Солдат, ты отдаешь себе отчет, о чем ты говоришь? – Он старался не кричать, и знал, что его такой тихий голос многих выводил из равновесия…
Айронс побледнел:
-Но, сэр…
-Никаких «но»!!!Марш собирать вещи, через пятнадцать минут доложить о готовности!
-Сэр! Есть, сэр! – Айронс метнулся быстрее молнии, на ходу складывая карту…

Деймон погиб, когда попытался спасти рацию, неожиданно грохнувшуюся с камней в воду. Его тело зацепилось за камни недалеко от брода, там ручей мелькал среди камней, даже не закрывая их потоком. Там и выловили Деймона…
Когда Перри перевернул его лицом вниз, он понял причину падения солдата в воду. На спине зияли вывернутые наружу мышцы, выдранные мощным ударом…или укусом,его как будто ударили сзади, когда он это не ожидал…Он оглянулся на Айронса:
-Все! Приехали…И рации конец… - Он вдруг сдернул автомат с плеча… - Сукаааа!! – Очередь расколола тишину. Перри палил во все стороны, перезаряжал и снова палил, не прекращая при этом дико орать. – Что тебе надо? Тварь! Выйди сюда, сука!! Покажи, на что ты способна! Выйди и дерись открыто! Аааааа!!!! – Автомат вдруг заклинило и Пери швырнул его на землю. А потом совершенно неожиданно сел и заплакал…
-Сэр… - Айронс был ошарашен резкими перепадами настроения капрала, но все же жалость пересилила. Он сел рядом с Пери, не решаясь положить ему руку на плечо… - Сэр, может плюнуть на все, а? Ну ее, эту сволочь, сэр? – Он замолчал, наткнувшись на безумный взгляд капрала. А потом попятился назад спиной, когда увидел как Пери потянул пистолет из кобуры. – Сэр… - Айронс чуть не закричал, когда черный, выщербленный от многочисленных выстрелов зрачок ствола уперся ему в бровь.
Выстрел, негромкий в глуши скал, Айронс осознать не успел…

Она лежала на краю редкого лесняка, наблюдая за рукой пытающейся дотянуться до ближайшего куста, но попытка не удавалась, и рука снова бессильно соскальзывала в болотную жижу…
Она подошла к краю болота, настороженно вглядываясь в копошащееся в густой жиже тело. Но он уже не был опасен, она знала это. Его запах уже не был мускусным, он просто умирал. Она чуть вздрогнула, когда он вдруг заговорил с ней:
-Что, рада? – Он еще пытался выкарабкаться. – Сука ты серая…за что? Что мы тебе сделали? Что тебе Спенсер сделал? – Он закричал и попытался плюнуть, но помешала попавшая в рот жижа… - Он же был такой молодой, пацан еще совсем… - И вдруг он вспомнил.
Точно! Это ж Джерри убил того щенка ,когда он выполз из норы, замаскированной под корнем. Это Джерри застрелил щенка, когда тот куснул его за руку…Джерри…что ж ты сделал…
Пери попытался извернуться в жиже, чтоб посмотреть ей в глаза:
-Злопамятная ты, однако…Ну да, ты же мать. - он усмехнулся и посмотрел вверх, на небо. Не любил он закаты, все равно не любил. – Но, если тебе вдруг станет легче от этого – прости…хотя бы Айронса, он не виноват ни в чем…кроме того, что попал служить ко мне. – Он хотел теперь рассмеяться, но не смог и закрыл глаза… - Да пошла ты…сука!
Она молча развернулась и исчезла…

…Щенки отозвались на ее рычание тихим потявкиванием, а самый маленький все пытался подпрыгнуть и забраться ей на загривок. Она выпустила из пасти располосованную тушу только что убитого оленя и отодвинулась в сторону, когда щенки, рыча и отталкивая друг друга кинулись к туше…
Огромная серая с темной полосой на спине волчица стояла, низко опустив голову и наблюдала за щенками. Здесь стало неспокойно, появились люди и ее спокойной жизни приходит конец. А так же потомству…но она сполна отплатила за убийство сына, заманив, отвлекая людей от норы. Она не была зла на людей, она просто защищала детей…
Мать, защищающая детей – самый страшный зверь на земле.
Она подумала, что не мешало бы перевести щенков в более безопасное место…На болото, например…

ОСТРОВА

Мы видим всё это, принимая проекцию видимого в своё сознание, пропускаем через призму воображения и… вот появляется новый, никому не ведомый образ и мир…

Пролог

Меня всегда занимал вопрос: можно ли верить в сказки? Или легенды? Или мифы? Как угодно. Наверное, нет, иначе любое рациональное решение потеряет свой изначальный смысл, и все будут уповать на чудо и всякие там волшебные штучки. Правда, и сегодня я знаю немало людей, чья вера в жизнь основана на ожидании чуда. Возможно, и я один из них.
Было бы здорово, если бы эта история нашла своё место в жизни. Хотя бы для меня и человека, чей прототип будет вложен в основу характера одного из героев. Пусть кому-то эта история покажется сказкой, пусть говорят, что такого не может быть. Пусть, так как во многом эти люди будут правы. Да, это выдумка, может быть, сказка, легенда, которая произошла на самом деле.
Итак, в студёную зимнюю пору...

…Морозный воздух был полон зимней свежести. Усталое солнце, завершая свой непродолжительный путь по небу, клонилось к вершинам сопок, раскрашивая вокруг себя дымку в целый спектр красных, оранжевых и синих оттенков. Дома, освещённые этим заревом, тоскливо застыли в небольшом северном городке Кольского полуострова.
Был вечер. И через каких-нибудь полчаса или час все погрузилось в таинственную морозную тьму.
И только в одном окошке двухэтажного деревянного дома далеко за полночь горел свет. Если суметь дотянуться до второго этажа, то можно увидеть небольшую, однако со вкусом, уютно устроенную комнатку. Множество картин и эскизов укажут на то, что здесь живёт человек, очень любящий рисовать.
За письменным столом, стоящим почти впритык к окну, сидела девушка. На вид ей было едва ли больше восемнадцати. Белокурые волосы крупными волнами спадали на хрупкие плечи и, вероятно, мешали их владелице спокойно читать текст, начирканный торопливой рукой на листочке бумаги. Вот почему девушка время от времени поправляла свободной ладошкой светлые пряди, стараясь при этом не терять нить изложения.
Что читала она? Было ли это письмо или что-то другое, неважно, так как через какое-то время она открыла тетрадь и, на чистом листе появилось аккуратно написанное
«......Здравствуй, дорогой братишка!»
Затем ручка задержала свой бойкий полет. Девушка подняла голову и посмотрела в черноту окна. Казалось, её глаза смотрят на то, что находится за этим ночным чёрным саваном. Туда, где по железнодорожному полотну бегут поезда, проезжая Карелию, пересекая Санкт-Петербург, оставляя за собой сотни километров. Мимо лесов, рек, полей, городов и деревень. Туда, где составы останавливаются у вокзала одного провинциального городка. Там, на одной из его окраин, Луна своим магическим светом наполняет окна панельной пятиэтажки, придавая предметам, стоящим в квартирах спящих людей причудливые формы.
Заглянем в окошко первого этажа, с южной стороны дома.
Настольная лампа освещает частично захламлённую, частично убранную комнату. Молодой человек, лёжит на софе, перебирает пальцами струны на гитаре и, словно в трансе, не отводит взгляда от лунного диска, зависшего над спящим городом.
Представим себе, что нас не разделяет стекло окна, и попытаемся подслушать, что же творится в этой комнате.
Равномерные гитарные переборы тотчас проникают в сознание того, кто мог бы находиться здесь. Парень не пошевелился даже тогда, когда занавеска всколыхнулась от ветра, впущенного на секунду в результате нашего вторжения. Лицо молодого человека абсолютно ничего не выражает, губы чуть слышно произносят рифмованные строчки какого-то стихотворения. На вид наш герой - двадцатилетний юноша: тёмные, коротко подстриженные волосы тщательно уложены назад. Худощавый с виду, он уверенно прижимает струны к ладам.
В какой-то момент всё смолкло. Нет больше струнных переливов. За закрытой дверью, где-то в глубине квартиры работает радио: “...сейчас в области температура пятнадцать, местами двадцать градусов ниже ноля. Ночью снега не ожидается...”
Взгляд молодого человека осмысленно метнулся по комнате и, остановился на фотографии белокурой девушки, за стеклом старого серванта. Чуть заметно улыбнувшись идее, посетившей его, парень вскочил с постели, поставил инструмент к стене, и вышел…
И вновь занавеска всколыхнулась, задев гитару, чьи струны немедленно отозвались звонким стоном и в течение ещё долгого времени медленно утихали...

…День сегодня обещал быть морозным. Солнышко нехотя поднималось над северным городом, даря живущим здесь свое зимнее тепло и свет.
Маленький лучик пробился сквозь задёрнутые занавески и осветил личико спящей девушки. Открыв глаза, она посмотрела на синее небо и улыбнулась наступившему утру. Сегодня ночью ей снилось что-то цветное и необычное. Но что… что именно - никак не удавалось вспомнить.
Встав с постели, девушка подошла к окну и раскрыла шторы. Подумать только, ещё вчера она проклинала себя за то, что уже целую неделю не может написать письмо, которое он наверняка ждёт. И вдруг вечером приносят весточку, в которой сообщается о его прибытии сюда. Как знать, быть может это тоже сон? Девушка посмотрела на стол, куда накануне положила телеграмму. Бумажка лежала на месте. В шесть вечера он будет здесь.
Между тем, день вступил в полуденный час. Где-то прогрохотал поезд, спугнув с веток стайку снегирей. Снег ослепительно сверкал, поглотив собой часть солнечного блеска. На окошке за ночь мороз оставил лёгкие полупрозрачные узоры.
Настало время подготовки к встрече. Наша героиня чувствовала, что эта встреча будет особенным событием в её жизни…

… Молодой человек сидел в плацкартном вагоне. За стеклом плавно двигались далёкие сопки, проносились бесформенным пятном близлежащие деревья и кустарники. Не отрываясь, смотрел он на всё это великолепие, где уже был однажды. Однако, как же это было давно!.. Совсем в другой жизни. В той жизни, в которой он ещё не был тем, кем стал теперь. В которой не было тех глобальных неудач, в корне изменивших его судьбу… Была лишь она, к которой он сейчас с каждой минутой приближался...
Когда-то они нашли друг друга. Для того, чтобы хоть как-то выжить в окружающем их мире. Всякий раз они пытаются решить какую-нибудь проблему, волнующую кого-то одного из них, или же обоих. Они не просто друзья. Они любят друг друга. Однако их чувства столь возвышенны, что порой эти люди и сами удивляются тому, как они близки и дороги друг другу. А главное, как похожи их сущности. Каждый из них с нежностью обращается к своему адресату. И все, что их связывает, умещается на страницах объёмных писем, да в беседах редких и непродолжительных встреч. И эта мягкость, бережность отношений говорит о том, что они брат и сестра, но не по крови, а скорее по родству душ. Вполне возможно, что такие союзы встречаются только где-нибудь на небесах. Но им повезло встретиться здесь, на нашей грешной земле. Можно сказать, что они дополняют друг друга. Их души, их внутренние миры создали эту воздушную, почти неуловимую связь. И видимо, небу было угодно, чтобы нынешняя встреча оставила им незабываемые воспоминания.
…Показалась станция.
Поезд остановится. Молодой человек почувствовал странное волнение перед предстоящей встречей. И все же он с нетерпением ждал этого момента.

…Мог ли Он догадываться, что то же самое испытывает сейчас Та, что ждала его на заснеженном перроне…
Колючий ветер нещадно бил по лицу это нежное Создание. Слезы сами собой выступили на глаза, застилая от Девушки сигнал, извещающий о скором прибытии поезда. Ей все еще с трудом верилось в то, что происходит. Всё это представлялось чем-то невероятным - сказкой или сном. Взгляд Девушки скользнул вдоль линии горизонта. Она вспомнила несколько Его последних писем.
Как странно, они уже довольно долгое время знают друг друга, но Ей до сих пор так и не удается составить для себя какое-то определённое представление о Нём. Он непредсказуем. Постоянно где-то витает. Его внутренний мир столь разнообразен и меняется так часто, что можно подумать, будто в глубине Его подсознания работает целое многофункциональное производство, по выработке образов различных типов и конфигураций.
Иногда Ей случалось настолько чётко воспринимать Его умозаключения, что не оставалось никаких сомнений в том, с каким человеком Она имеет дело. Однако всякий раз Ему удавалось придумать что-то новое и необычное. Столь необычное, что до основания разрушало тот образ, который наша Героиня успевала себе создать.
Но одно было неизменно. Она знала, что Он любит её. Любит, ничего не требуя взамен, кроме понимания и дружбы. И Девушку это радовало. Она улыбнулась, и словно в ответ на Ее мысли где-то далеко появились клубы серого дыма, а через минуту послышался долгий протяжный гудок. Поезд неумолимо приближался, а сердце даже защемило от предстоящей встречи.

…Поезд неумолимо приближался. Молодой человек торопил время – слишком долго он ждал того момента, который вот-вот наступит. Когда-то Он рассказывал Ей о своем мире. Никогда и ни с кем Он не говорил об этом, веря, что это никого не должно касаться, поскольку зыбко и непонятно. Но Она поняла, а затем и ответила:
”У меня тоже есть свой мир – мир безумных мыслей и фантазий. Я даже, мне кажется, больше живу в нём, чем в этом скучном и сером мире. Меня раздражает, если мне приходится покидать свой мир, когда я этого не хочу. У меня нет определённой картины этого мирка. Там нет вообще ничего земного. Это как бы что-то живое, постоянно меняющееся. Иногда оно на время замирает, как бы прячется куда-то вглубь, словно черпает новые силы и энергию, чтобы потом выплеснуться и полностью завладеть моей душой и телом. В такие минуты я просто схожу с ума, меня как бы разрывает на части, бросает из крайности в крайность. Мои фантазии настолько реальны, что я могу заплакать, улыбнуться, почувствовать боль… Я часто возвращаюсь в свой мирок, когда у меня тяжело на душе. Когда мне одиноко, я там, и забыть о нём я просто не могу”.

Молодой человек улыбнулся, вспомнив эти строчки. Он также вспомнил ту, которая навсегда зачеркнула Его прошлое. Прошлое Его личности, которую Он ненавидел, но как ни старался, так и не смог забыть…

Совершил ошибку, считая себя всем…

…Красное небо тяжёлым куполом нависло над оранжевой пустыней. Тусклое светило старательно очерчивало чёрную линию деревьев, обозначивших границу, край…в бесконечность.
Мокрый после проливного дождя песок чавкающим хлюпом замедлял движение Путника, шагавшего к Краю. За ним, с трудом стараясь чеканить шаг, с невозмутимой миной на лице маршировал Солдат.
Нет выхода…
Нет выхода… Край. Там, у этой чёрной линии.
Учитель…
Он остался в своей детской комнате. Няня по-прежнему ухаживает, оберегает, нянчит это никому не нужное создание, возомнившее себя Господином.
Нет выхода…
И этот дурак Солдат. Лживый фанатик своего дела.
Хотя его тоже можно понять. Он служака, впитавший эту привычку своими сапогами и саблей.
Но зачем он сегодня?
Всё прошло…
Всё ушло…
Исчезло…
Все где-то далеко за горизонтом…
Путник щёлкнул пальцами, и Солдат, хлюпнув в последний раз каблуком по песку, растворился в удушающем воздухе.
Край…
Неужели он достиг совершенства?
Чушь.
Безумие.
Бахвальство.
В лесу взывала о помощи какая-то птица, схваченная хищником.
- Как болит голова!..
Он опустился на песок, в трёх шагах от ближайшего дерева. Задыхаясь, ловя ртом тяжёлый воздух, тонул в свинцовых волнах Океана.
Внизу бездна…
Вверху ненависть и боль.
И только где-то у горизонта плыл в лодке Художник с Девушкой, по зеркальной поверхности, освещённые солнышком.
В покое и любви…
Путник холодно улыбнулся.
- Быть всем непросто… как жаль… непросто.
Ещё одна волна накатила откуда-то, и длинная фигура чёрной тенью медленно стала погружаться в…
Песок…
- Какого черта здесь делать Океану?! Он не нужен мне! Ему не нужен я! Мёртв я… нет меня…
Выплюнул скрипнувшие на зубах песчинки.
- Край… он совсем близко… а Океан далеко… Девушка… я уже не помню, какая она. Но не надо сейчас думать о ней. Нужно встать и идти…
… Встать и идти.
Ноги сами цепляются за жадный песок. Слишком долго он сидел в кресле-качалке.
Тяжело идти…
- Она была красива. Я помню это. Была сладострастна, мила…
Он схватился рукой за ствол дерева. Листья чёрными угольями висели на лысеющей кроне.
- Она любила тайны. Ей нужна была свобода. Океан и Художник дали ей это… я совершил ошибку, считая себя всем, и вот уже она оставила меня… что ж, пора учиться ходить вновь. Пора желать нового, неизведанного, несуществующего.
Лист сорвался, и упал на подставленную длань. Мириадами морщинок красные жильца испещрили чёрное тельце, в котором Путник разглядел лицо.
- Ну что, Художник? Теперь ты счастлив? – прошептал он.
- Не знаю. Все очень неопределённо… Я нашёл своё Слово, вырвал его из рук мрачного Мистика.
- Слово – это боль. Ты любишь Слово, я погасил для себя свет. Ты рисуешь?
- Океан есть у меня.
Путник скомкал лист.
Кажущиеся лица пропали навсегда. Край предстал перед ним дремучим чёрным лесом.
Оранжевый песок сменила красная трава. На небо выплыла кровавая луна, выплеснув над ручищами сосен своё сияние.
Ноги всё увереннее отмеряли метры лесной подстилки.
Он один.
Хотел быть - и стал.
Солдат исчез. Учитель разочаровал его.
Океан смыл его мечты.
Тихо засмеялся.
- Забавная сказка. Но почему так страшно и обидно? Всюду ложь… грязная, скользкая, осторожная.
А жизнь…
Он уже давно забыл, что это.
- Я мёр-р-ртв!- каркнул в небо.
И листья чёрным снегом легли у его ног.
Любовь…
Зачем она, если правда здесь перестала существовать?
На глазах выступили слёзы.
- Мамочка… матушка… милая моя…- звучал в голове голос маленького Учителя.
Путник чиркнул краем острого ногтя по раскрытой ладони. Затем, подняв руку к ночному светилу, смотрел, как маленький кровавый ручеёк прокладывал свое изысканное русло, чтобы потом алыми капельками упасть на облетевшие чёрные листья.
Острая боль…
Зато Учитель исчез…
- Теперь двигаться дальше… Океан не достанет меня здесь… слишком темно тут… и мало воды…как хорошо, что мало воды…
Быть всем не просто. И не быть - трудно.
Огромное дерево стало перед его взором.
Угнетающее напряжение исходило от него. Чернота ствола будто открывала Путнику проход, приглашая воспользоваться гостеприимством неведомого хозяина.
Он вошёл внутрь…

Никто…

Тысячи ощущений шквальным ветром настигли его, едва ступил он в это нечто.
Однако преобладающим было одно – зло…
Оно предстало во всех своих проявлениях.
Изумительно… сколько же обличий имело это чувство!
И голос звучал в голове:
- Ищешь что тут?
- Не ищу, нашёл я…
- Искал меня ты?
- Нет, нашёл меня ты…
- Кто ты? - звучал голос.
- Не знаю. Был всем я. Но мёртв теперь я.
- Жизни ты ищешь.
- Зачем? - недоуменно спросил Путник.
- Ты меня спрашиваешь?
- Наверно…
- Не жизнь мёртвому нужна – причина.
- Зло?
- Ты назвал имя… моё имя… я Зло…
- А я никто. Просто Мистик. Но я желаю. Откройся мне…
- Уходи…
Кругом чёрный лес.
Душно.
Зато мало воды.
И нет Океана… жаль?.. Наверно…

* * *

Стал погружаться в жгучий холод. Познавал пустоту. Глухую, бездонную пустоту. И жгучий холод…
- Где я?
- Там, где ты и хотел быть…
Все тот же голос, калёным железом клеймил покрытое шрамами сознание Мистика.
- Что это?
- Холод сердец, которые ты до сих пор щадишь.
- Я?
- Ты чувствуешь?
- Чувствую… замерзаю… проклятье, боль… прекрати это. Сердца…чьи они? Не может быть, чтобы это были те… я старался быть искренним. Зачем так… зачем они так…
- Ты чувствуешь?
- Да. Спаси меня…
- Ты же мёртв.
- Да, мёртв. Но зачем такой холод?
- Что ты им сделал? Что ты собираешься с ними сделать?
- … Не знаю… Я ничего не хочу.. Я просто был…
- Что ты им сделал?
- Я всех прогнал от себя. Никого не оставил рядом. Я желал. Я получил. Зло. Во мне ли оно, или вне меня? Я не жду любви. Нет её. Нет меня. Я мёртв. Мёртв, как и всё, что окружает меня. Я слеп, и не вижу выхода. У меня нет глаз. Я не Художник… но я существую...
- Где?
- … Где?.. Тут… Там… Везде, где никого нет. Ко мне приходили многие, но почти каждый являлся за тем, что нужно было ему. Я не получал ничего, только ложь. Да, я воздавал по заслугам… но виноват ли я? Пусть мечтатели-реалисты и художники-романтики живут. Я не мешал им… не мешал, пока они сами не полезли ко мне. Что им всем от меня надо? Что мне надо от них? Они не понимают… не хотят понять… а всё равно лезут. Однако стоит только им увидеть во мне какую-то преграду, я становлюсь для них монстром каким-то. И никто из них не говорит правду… никто. Я не ищу жалости, или успокоения, или любви, или счастья. Я желаю понять, что есть я. И почему, когда я думаю, что все делаю правильно, они бросают меня? И вот один… нет, ещё Зло… я и Зло… Зло и я… а ещё ненависть и страх… что со мной?
- Изгнан ты.
Мистик лихорадочно всматривался в мерзлотную пустоту. Он уже не чувствовал своего тела.
- Ты возомнил себя всем. И теперь ты мёртв.
Из стынущего горла сыпались ледяными осколками слова:
- Я ничто… чужак…
Пространство наполнялось чудовищной энергией. Молнии чертили кругом свои замысловатые узоры, весело отражаясь в гаснущих глазах. Где-то у Океана простонало сдавленное:
- … Умер… сколько же можно-то…
Очередная вспышка осветила горькую усмешку на бледном лице, а тьма поглотила застывшую волю…

Не это ли то, к чему шёл…

Жуткое состояние…
Вечное оцепенение сменила боль. Резкие огни калейдоскопом пронеслись по вытоптанному за вечность сознанию. Тепло ручейками растекалось по измученному телу.
Медленно…
Бесконечно медленно двигаются веки…
Чертовски больно…
Разве мёртвые могут чувствовать боль?
Значит, он жив… жив, но зачем…
Свет резал глаза.
- Почему так ярко…
Над ним висел Океан - бескрайний, величественный, безмолвный. Его спокойствие манило к себе…
Океан неба. Чистого, голубого. Он не верил своим глазам. На лицо уселась меланхоличная улыбка.
- Наверное, погружение в небытие не проходит бесследно. Неплохо… Голубое небо над оранжевой пустыней и чёрным лесом.
И будто осёкся…
Перед изумленным Мистиком развернулся изумрудно-жёлтый лес. Ноги утопали в зеленом ковре живых благоухающих трав. Смотря на жёлтое солнышко, весело уцепившееся за голубой небосвод. Неужели он действительно спятил…
Он вспомнил всё, что с ним было. Вплоть до того, как попал в тот «холодильник», из которого только что выбрался. Глядя на окружающее его великолепие, он вспомнил Художника, вспомнил Девушку…
Бессильная ярость, что тяжелее железных цепей, омрачила его взор, перед глазами плыл пурпуровый туман… и тут…
… Он не увидел, а скорее почувствовал… что-то должно произойти… он не один здесь… Обернулся…
Небесное создание стояло неподалеку от него. Чудесные пушистые волны золотистых волос плавно сбегали по плечикам этого видения. Кожа была какая-то особенно светлая, глаза тёмно-синие, широко и открыто, с какой-то непередаваемо-трепетной теплотой смотрели на Мистика. Фигурка под полупрозрачной накидкой стройная. А руки белые, тонкие и нежные.
Мечта…
Невозможная… неотступная…
И вдруг она стучится в дверь и глядит на тебя живым взглядом. И есть у неё лицо, есть дыхание, есть имя…
- Кто ты? - Мистик никогда ещё не видел девушки прекраснее, и не было желаннее её в целом мире.
- Ангел…
На несколько секунд опустилось молчание.
Путник невесело засмеялся и присел на мягкую траву.
- Ангел, говоришь… а как зовут тебя, Ангел?
- Анжела…
Девушка подошла ближе.
Она смотрела на Мистика, перебирающего пальцами зеленую поросль. Его взгляд, казалось, устремлён туда, где никогда и никто слышал о таком понятии как жизнь.
- Странно видеть перед собой всё это. После бесконечного холода – дыхания смерти. После бескрайней пустыни, царицы глубокого отчаяния. Смирение перед неизбежным. Еще недавно я думал, что никогда уже не выберусь из мертвящего ужаса. Я отчетливо помню, как ЭТО подбиралось к моему сердцу, сжимая и замораживая его.
Анжела опустилась рядом. Он почувствовал прикосновение ее нежных пальчиков к его окоченевшей руке. И словно проснулся… Посмотрел на Ангела… Её глаза околдовали Его.
- Я мёртв, Анжела… мёртв. Но не жалею об этом. Потому что после всего, что я видел, что пережил, что прочувствовал… видеть тебя, чувствовать твоё тепло, твой свет, быть с тобой. Не это ли то, к чему я шёл, чего ждал? Я искал путь, который мог привести к завершению такого понятия, как существование. А нашёл тернистую тропинку, выведшую меня к самому прекрасному, что могло жить только в мыслях бедного Мистика. Я в раю? Конечно же, я в раю. И ты… мой Ангел.
- Не рай это. И не мёртв ты. И не был ты мёртв.
- Как мне понять тебя?
- Ты поймёшь. И я не могу быть с тобой. Но я люблю тебя.
- За что?
- За то, что ты есть.
- Но я Зло…
- Не ты Зло.
- Ты не знаешь меня…
- Ты – это я, а я – это ты…
- Но ты Ангел.
- Это ничего не меняет. Ты не Зло.
- Тогда, ЧТО же я?
- Ты Мистик.
- Спасибо, это я знаю. Да, я Мистик, и мне не суждено больше любить. Я приношу несчастье тем, кого люблю.
- Ты приносишь движение в этот мир.
- Ещё бы… - засмеялся он, - а я-то думаю, и удивляюсь, чего это все так скоро исчезли из моего мира?..
Анжела снисходительно улыбнулась.
- Ты нужен им… - затем, потупив взгляд, - и мне…
Мистик удивленно воззрился на Ангела.
- Зачем?
- Ты нужен им. Поверь мне.
- А-а…
- А мне… Потому что я люблю тебя.
- Так останься…
- Мне жаль.
Мистик согласно кивнул. Улыбка опять заняла на его лице своё привычное место.
- Прости меня, Анжела. Я почему-то решил, что судьба захотела преподнести мне сюрприз, и, как ребёнок, купился на этот розыгрыш случайностей.
- Не я должна быть с тобой.
- А кто? КТО?!
- Ты встретишь. Ты обязательно встретишь.
Девушка поцеловала его, коснувшись холодных губ, и исчезла…
Туман.
В голове сплошной туман.
Но боль пропала вместе с Анжелой.
Путник посмотрел на чистое небо. Ему было жаль, что она так скоро оставила его.
- Однако уже ничего не поделаешь, - вздохнул он и…
…Услышал шаги.
…Кто-то шёл к нему.
…Обернулся.
- Мистик?!
До боли знакомый голос.
- Художник?!
Да, это был он.
Только в глазах больше уверенности.
- Что ты здесь делаешь, Художник? И где Она? Неужели Она и от тебя сбежала?
- Я не держу Её. Она вольна делать то, что хочет. Нет, Мистик, мы всё ещё вместе.
- Неужели? А я уже было подумал невесть что.
Художник протянул ему руку. Тот нехотя пожал её.
- Я здесь, чтобы помочь тебе. Я знаю, как тяжело искать понимания. Как мучительно ждать вдохновения к жизни. Как трудно в такие моменты понять себя. Океан помогал мне увидеть невидимое, услышать неслышимое. Я только инструмент в его руке. Не скажу, что я счастлив, но во многом Океан помог мне разобраться. Тебе тоже нужна помощь.
- Прекрасно. А что же случилось там? Или ТАМ ты тоже помог мне? Я считал себя всем, по-настоящему не видя, что происходит. Теперь вижу. Когда-то ты просил у меня совета, помнишь? Вот мой совет – уходи. Рисуй свои квадраты – воистину они прекрасны. Я не понимал этого, а теперь вижу. Ты очень силён, Художник. Сильнее, чем ты можешь себе представить, а я…Моё место ещё не занято, и я спешу к нему.
- Я не узнаю тебя..
- Ты прав. Я сам себя не узнаю. Когда-то я бы сказал, что завидую тебе. Что у тебя есть Океан, что ты есть у него. В тебе сила стихии, Художник. Используй её. Только не на меня.
- А где твоя сила?
- Наверное, Океан забрал её.
- Ты искал слово. Ты нашёл его?
- Нет. Но не прикидывайся дураком. Что значат мои слова по сравнению с твоими квадратами? Что значат любые слова? А мои слова - моя тюрьма. Ты вызволил Её оттуда. Неужели ты собираешься и меня достать из темницы, построенной моими же руками? Прощай, Художник. Ты сделал всё, чтобы спасти Её. Ты заслужил это счастье. И…ты сделал меня таким. Иди, Художник, иди. Или, не приведи Господь, ты опоздаешь, и вольная птичка улетит, так и не дождавшись своего спасителя.
- Ты смеёшься?
- Совсем чуть-чуть.
- А знаешь, мы ведь могли быть друзьями…- прошептал Художник.
- Если бы могли быть… - выдохнул Мистик, пряча глаза от слепящего солнца.
«Неужели ему не безразлично, что происходит со мной?» - подумал он. – «Как странно. Куда-то пропала ненависть к нему. Такое впечатление, что он стал жертвой чьего-то влияния. Океана? Хотя, возможно, он только лукавит со мной».
- Послушай, Художник. Вряд ли мы ещё когда-нибудь встретимся. Я скажу тебе кое-что. Был шторм, была смерть. Я думал, что мёртв, после того как Океан накрыл собою всё. Я долго бродил по землям, о которых ты даже не имеешь понятия. И страх преследовал меня на всём пути. Страх непонимания, что происходит. Тогда я стал искать Край. Край, где наконец смогу обрести покой. Искал… Пока мне не сказали, что смерть не коснулась меня. Я помню её присутствие, и я вздрагиваю от этого. Ты понял, кто ты есть. Теперь моя очередь – узнать, кто есть я.
- Возможно, эта проблема одна из тех, что преследует каждого всю его жизнь. Жаль, что ты уходишь. Тебе суждено остаться одному.
- Я знаю.
- Но ты будешь возвращаться.
- Это вряд ли. Прощай, Художник.
Не оглядываясь, зашагал прочь. Небо приветливо сопровождало его, выпустив на волю несколько пушистых облачков. Лес шумно и весело махал ему опахалами зелёных ветвей. Птицы звонко плели узоры своих трелей.
Где-то внутри Мистика звучал голос ангела.
Целую вечность.
Целый миг.
- Ты нужен…
По небосводу поплыли тучи.
- …нужен…
В стоге облаков закрутился змей.
- …нужен…
Его хвост коснулся поверхности, выворачивая комья земли, выкорчёвывая кипы деревьев. Стремительно приближаясь к Мистику.
В глазах горел свет исчезнувшего ангела. Голова раскалывалась от боли.
Он поднял руки над собой и, стараясь перебить завывания ветра, крикнул:
- Ты тоже нужна мне!..
Ураган снизошёл с небес и окутал Мистика, словно байковым одеялом. И завертел, закружил, поднимая всё выше…выше…выше…
Исчезло всё.
Будто бы и не было.
Ночь.


Дождь не может длиться вечно…

Луна выглянула из-за туч, высветив своим сиянием белую беседку. Время тянулось бесконечно.
В беседке Мистик разглядел маленькую фигурку, сидящую на скамейке. Неслышимую, как призрак. Закрывшую руками лицо и беззвучно плачущую. Это была Она. Та, которую он уже стал забывать.
- Как ты оказалась здесь? – спросил Мистик.
Она отняла от лица руки и посмотрела на него заплаканными глазами.
Но что это? Неужели он ошибся?
Девушка была очень красива, а слёзы только подчёркивали эту красоту. Но не ту красоту, которую он когда-то видел, которую когда-то знал.
Он ошибся.
- Кто ты? – услышал он её лепет, который казался совершенно безразличным к тому, что кто-то оказался рядом.
- Мистик. А ты?
- Я жду.
- Не понимаю.
- Я жду, когда перестанет лить дождь.
- Но ведь нет никакого дождя.
Девушка недоверчиво посмотрела в темноту.
- Разве ты не слышишь, как шумят капли? Этот дождь уже давно идёт. Я не помню, сколько. Очень давно…
Мистик присел на корточки перед нею.
- А почему ты плачешь?
- Я жду.
- Ждёшь, когда перестанет лить дождь?
- Откуда ты знаешь? Нет, не только. Я жду того, кто полюбит меня.
«Неужели Анжела говорила о ней? И она – та, которую я должен был встретить? Та, с кем мне предстоит остаться…»
Он лихорадочно соображал, что делать. Луна нежно смотрела на них, пропуская через себя длинные серые тени облаков. Серебристый свет струился к беседке, чудным образом выделяя её на тёмном фоне окружающего ландшафта.
Мистик погладил тёмные волосы девушки.
- Не плачь. Не может же дождь длиться вечно. Успокойся. Ты не одна теперь. Я здесь…
Всхлипнув, девушка протянула к нему руки и тихонечко замурлыкала:
- Утешь меня. Кто бы ты ни был…
Мистик осторожно взял её на руки, сел на скамейку и посадил дрожащее создание себе на колени. Укутал её в свой плащ и тихонечко запел:

Ты посмотри, как лунный блеск
Ныряет в густоту ветвей.
Послушай хрупко-ломкий треск
Густых дерев, и шум полей.
Почувствуй свежую росу
На стеблях шелестящих трав.
Проснись в светлеющем лесу,
Узнай его повадки, нрав.
И ты поймёшь, что не один
Под разошедшимся дождём.
Твой лес – единый Господин,
Твой лес – уютный кров и дом…

Девушка прижалась к нему, обхватив нежными ручками его шею. Путник ласково смотрел на неё. Мурлычащую и спящую. На её лице блуждала счастливая улыбка. Она смотрела сон. Добрый сон. Ах, если бы и он мог видеть такие сны…
…Прошло какое-то время. Мистик, не отрываясь, наблюдал за выражением лица спящей девушки. Её ровное дыхание грело и успокаивало его.
Снаружи беседки забарабанили по листьям редкие капли. Внезапно девушка открыла глаза. Резко отпрянула от него и, задрожав всем телом, стала беспокойно осматриваться.
- Что с тобою, милая?
Девушка взглянула не него, словно только что увидела.
- Мне приснилось…Я будто бы вновь очутилась в том замке. Меня окружали какие-то страшные люди. Я пыталась бежать. Бежать вдоль берега, ища спасения. Оно было совсем рядом…
Мистик вздрогнул. Внимательно вгляделся в испуганное личико. Нет… Ничего общего с той…
Между тем дождь спустился за границей беседки. Ветер то и дело ронял на сидевших в ней холодные капельки.
- Что это? – спросила девушка.
- Это всего лишь дождь, - ответил Мистик.
- Вот и хорошо…
И она вновь положила голову ему на грудь, забывшись спокойствием сна. А дождь лил, напевая чудную песенку…
Рассвет наступил неожиданно быстро. Дождь прекратился. Небо очистилось. И над беседкой воссияло Солнышко. Мистик уже давно не чувствовал такого умиротворения. На его груди посапывало чудненькое создание, вновь улыбающееся от видимых грёз.
Он готов был просидеть так, пока не кончится само время. Наконец-то он снова нашёл свой приют. И никогда он больше не вернётся к Океану. Никогда… Эта девушка будет ему утешением после стольких скитаний по пустынным землям.
Девушка проснулась. Засмеявшись утреннему солнышку, она посмотрела в глаза Мистика.
- Доброе утро!.. Как спалось? – прощебетала она.
Тот улыбнулся.
- Я никогда не сплю. Тебе доброго утра.
Девушка недоумённо покачала головой.
- Да разве можно совсем не спать? Сон – это благо. Я бы всю жизнь спала, была б на то моя воля. Не завидую я тебе.
Мистик рассмеялся.
- Да я и сам себе не завидую. Зато завидую тебе и радуюсь, что тебе это под силу.
Она, наверное, никогда не встречала мистиков. И его это весьма забавляло.
- Послушай, чудушко, - обратился он к ней. – А откуда ты знаешь про замок? И что так испугало тебя в твоём сне?
Небо стремительно заволокло тучами, и сверху пролился ливень.
- Пусти меня, - хныкнула девушка. – Пусти меня…
Мистик выпустил её из своих объятий и терпеливо ждал, что будет дальше. Девушка быстро вскочила на ноги и заговорческим голосом вывела:
- А теперь уходи.
- Но почему? – Путник был крайне удивлён.
- Ты знаешь. Оставь меня. Я не люблю тебя…
- Но сейчас на улице дождь, я не уверен, что…
- Ой, ну и что? Дождь не может идти вечно, разве ты этого не знал?
Мистик хмыкнул.
- Ну что ж, ты хорошо усвоила урок. Умница. Ты права, мы не давали друг другу никаких обещаний. Нас просто случайно свёл дождь. Я не вправе требовать от тебя что-либо.
С этими словами он поклонился, и пошёл прочь от беседки.
Под пелену дождя…
- Эй…Как там тебя? Мистик…
Он обернулся.
Она смотрела совсем в другую сторону.
-Ты не обижайся, ладно? Я очень благодарна тебе. Ты будешь моим лучшим другом. Я никогда не забуду тебя…
Мистик пожал узкими плечами и пошёл дальше. Туда, где должен быть Край…
Лицо прикрыла меланхоличная улыбка.
-А мне везёт. Правду сказал Художник – быть мне одному. А может, лучше вообще не быть. Проклятье! Где же этот Край?
Тем временем, день входил в свою полную силу. Дождь прошёл. Солнце нещадно палило с бирюзового небосклона. Зелёный ковёр трав временами зиял песочными проплешинами. Лес закончился, и теперь лишь редкие деревца грустно и одиноко торчали среди такого печального пейзажа.
-Край. Как долго мне ещё идти до тебя? Дойду ли я? Слишком далеко… Темнеет в глазах… лечь…отдохнуть…где кресло-качалка? Душно и хочется пить… Жаль, что дождь так быстро прошёл.
Он опустился на колени. Голова кружилась. Но нельзя расслабляться, нужно идти. Встать и идти.
По фиолетовому небу поплыли рубиновые облака. Песка становилось всё больше, и всё больше он приобретал оранжевый оттенок. Солнце тускнело, однако не теряло своей тепловой силы. Скорее наоборот – полыхало изнурительным жаром.
Перед Мистиком открылась бескрайняя оранжевая пустыня. А где-то протянулась линия чёрного леса…
Цепляясь за вязкий песок, Мистик медленно продвигался к нему. Тошнота временами подкатывала к горлу. Всё сильнее хотелось пить.
Океан от раза к разу овладевал его сознанием.
Нелегко быть всем, а не быть до тошноты мерзко. Но не лукавит ли он сам себе?
Странно…
Однако ему показалось, будто посвежело. Что это? Прямо перед ним клочок пространства сместился. По воздуху пробежала рябь чистой, как хрусталь, водицы. Вытянув вперёд руку, он запустил ладонь в этот невидимый источник.
Студёная вода заботливо освобождала Мистика от изводившей его усталости, вытягивая через руку и боль, и страх, и сомнения…
Он уже успел забыть о жажде.
И с благодарностью вспоминал ангела.
Что-то заставило его стремительно высвободить руку и пристальнее вглядеться в подрагивающую водную гладь.
Потрясающе! Всполохи разгладились таким образом, что теперь Мистик смотрел лишь в серебристо-прозрачное нечто, в самом центре которого сверкнула яркая звёздочка.
Ещё мгновение, и звёздочка обернулась ангелом, приветливо взмахивавшим стрекозиными крыльями.
Мистик удивился, почувствовав и осознав, как он рад этой встрече.
Как ждал её…
- Анжела! Ты вернулась?
- Увы… В эту минуту я далеко от тебя.
- Ты что-то хотела сказать мне?
- Я хотела просить тебя вернуться. К ним…
- Никогда.
- А ко мне?
- Как?
Анжела весело хихикнула.
- Подумай сам. А теперь ты чувствуешь? Ты чувствуешь боль одиночества?
- Наверное. Но я хотел быть один.
- Это невозможно.
- Художник предсказал другое.
- Он не ангел… К тому же спроси себя, и ты увидишь, что я права.
Мистик задумчиво смотрел себе под ноги.
Слова Анжелы смутили его. Ему хотелось верить, но было страшно следовать. Следовать за течением запретных решений.
Она терпеливо ждала, что он ответит ей. В её глазах было столько тепла, доброты и искренности…
«Она не может лгать мне» - подумал Мистик.
- Я не хочу лгать тебе, - засмеялась Анжела и исчезла. Водная рябь пробежала перед ошеломлённым Мистиком.
И вновь разгладилась, сманивая его великолепным закатом, украсившим потустороннее небо, свежим ветром степных просторов и вьющейся среди них ровной тропинкой, протоптанной какими-то добрыми силами.
Ну как не поддаться такому искушению? Как можно было отказываться от возможности убраться от зноя пустыни и от призрачного чёрного леса?
Мистик смотрел в закатную даль, новую даль.
Край исчез.
А был ли он вообще?
И откуда взялись силы?
Как спокойно и легко передвигаться по этому молчаливому пространству. И всё же мучили сомнения…
-Я не могу вернуться, Анжела. Мне никто не нужен. Я раб самого себя. Я давно выключил свет и хожу впотьмах. И мне это нравится – хоть и больно. Мне это нравится – хоть и страшно… Да и ненависть… Она, как нарыв, всякий раз даёт о себе знать. Всякий раз, когда я вспоминаю… А теперь я им нужен? Ерунда!
- Они тебе нужны… - словно эхо разнеслось в голове Мистика. Анжела наблюдала за ним. Он не один в своих скитаниях.
- Я не понимаю этого!!! – крикнул напоследок в надежде, что ангел услышит его.
…Отчаяние прозвучало в эту минуту над степными курганами…
Вечерняя зарница исполняла на небосклоне свою последнюю световую гамму, прежде чем её сверкающее место займёт таинственная и могущественная ночь.
Тихо кругом…
Только в ушах завывает ветер…
Смеркалось.
Маленькая часовня – единственное, что встретилось Мистику в его бесцельном пути. Она стояла в сторонке от тропы, давно заброшенная и обветшалая. Смотрела на Мистика глазницей крохотного оконца да поскрипывала болтающейся на ржавой петле дверцей.
Мистик обрадовался этой встрече.
Какая-то сила исходила от часовни. Беспокойная, необъяснимая и великая. Сила, которой он когда-то мог повелевать…

Край – то, что осталось от Океана…

…Тусклая комната.
Чёрные свечи в позеленевших от времени бронзовых подсвечниках бросали на запачканные сажей стены дрожащие, пляшущие узоры. Дым от маленьких язычков пламени растворялся в затхлом воздухе.
Возможно, ни один живой человек не заходил сюда по собственной воле.
В центре стоял невысокий столик из покрытого толстым слоем пыли красного дерева. Жёлтая свеча освещала четыре предмета – четыре символа первоэлементов, как понял Мистик. Они аккуратно лежали по четырём сторонам алтаря.
Лёгкое волнение охватило его, когда он щёлкнул пальцами.
Свечи загорелись ярче прежнего, высветив освободившуюся от пыли часовенку. Узнать её было нетрудно. Она уютно располагалась в Замке Господина, где Мистик проводил самые таинственные часы, занимаясь своими опытами.
Как это было давно… Однако это было не лучшее время. Время безумных поступков, время познания любви и искусства. Время формирования самого Мистика – его мира, его души. Жаль, что всё позади. Но тогда зачем он здесь? Чтобы вспомнить? Вряд ли… Чтобы идти? Но куда?..
- Чтобы найти путь!
Столь значимы были эти слова, аж огонь пробежал по кончикам пальцев. Комната в одно мгновение обернулась сверкающей залой. Да и сам Мистик значительно вырос над своим прежним «я»…
Вся его потерянная сила, казалось, вернулась к нему. Оставалось только пожелать…
Мистик запрокинул голову и закрыл глаза…
Слепящее свечение возникло над ним, рассыпалось миллионами искр, оставив чёрный провал, озаряемый ломаными молниями…
Поднять руки было не то чтобы трудно, скорее жалко. Жалко разрушать состояние, в котором он пребывал.
Однако нужно это сделать, ибо незримые силы подхватили его сознание, устремляя в черноту. Поднимая над жизнью и смертью.
Награждая вечностью…
«…Не было ни времени, ни пространства, но вот шелохнулось нечто, словно просыпаясь от долгого сна. Нежнейшая радость протянула свои тонкие нити и звала куда-то, звала. Жестокий голод побеждён был пресыщением. Воспоминания вспыхивают – полусон, полубред.
…Слабое движение, где не было ничего. О, возвращение былых теней, почти совсем забытых – лучше бы им оставаться забытыми. Неужели они никогда…
…Медленно, с осторожностью, порождённой бесконечностью разочарований, протянулся навстречу злой нитью ответ…
…Бегство…
…Бегство от боли…»
Часовня теряла свои чёткие очертания.
Шум стихии неумолимо приближался…
А где-то Художник рисовал новые квадраты. Смотрел, как Девушка танцует рядом с шипящим прибоем искрящегося от солнечного света Океана…
… Мистик всматривался в черноту, открывшегося перед ним пространства…
В лицо повеяло свежим ветром…
Путь…
Что за ним?
Будет ли ответ?
Наступит ли пробуждение?
Тьма не могла быть бесконечной. Через века стали различимы мутные линии. Всё равно, что смотреть в окно, когда снаружи льёт, как из ведра.
Чуть расплывчато, и всё же…
Он смотрел на развалившийся Замок, высокие окна которого были темны и мрачны, а обломанные зубчатые стены в дымке тумана вытянулись в зигзагообразную линию. Даже при таком освещении было заметно, что камни стёрты от времени и непогоды.
Мистик осмотрелся.
Он искал ещё что-то…
Маяк.
Груда камней стала его могилой.
Да и берег несколько изменился. Теперь это была каменная пустошь, по которой брёл Мистик, чуть слышно ступая, дабы не пробудить умерших…
Мысленно считал он шаги, прикидывая, сколько осталось до…
Остановился.
Посмотрел вдаль, где раньше был…
Верилось с трудом, но…
ОКЕАНА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО!
Впереди небо – серое, сырое.
Внизу туман.
А под ним – бездна…
Край…
Мистик засмеялся.
- Всё же я дошёл до тебя. Вот какой ты, оказывается. Не лес с царствующим в нём Злом. Не пустыня, окрашенная пурпуром небес да залитая вечным зноем. Ты – то, что осталось от Океана…
Мистик тяжело опустился на большой осколок скалы таким образом, чтобы можно было смотреть в туман.
И вдруг он поник.
Он всё понял.
Неминуемое приближалось.
Высоко и далеко в небе разгоралась невидимая звезда. Стали чудиться дальние голоса, за чертою обрыва скользили смутные видения, в холоде ветра как будто веяло и скользило что-то живое…
Оно было где-то.
Оно, чьё присутствие рождало чуть слышимый крик, сливающийся с завыванием ветра в одну звенящую ноту. Мистик слушал эту вибрацию, стараясь ухватить что-то значимое в свисте воздушных потоков.
И ощутил это, как аккомпанемент к словам, только что посетившим его сознание. Как вспышка молнии... как надгробная надпись на заброшенной могиле…
Выцветшая в бессмысленности своего существования.
- Я помню, Художник. Я всё прекрасно помню. Я смотрю в этот туман, кажущийся мне моим будущим. Смотрю на Замок – олицетворение моего прошлого. Всматриваюсь в пропасть – символ того, как я существовал всё это время. Я падал. Очень долго падал. Никогда я не чувствовал это так отчетливо, как сейчас. Быть всем непросто, и я рад, что ты нашёл своё слово… и любовь. Я не забуду тебя и то, что ты совершил для меня. Когда-нибудь ты вернёшься сюда. Один…
Мистик поднялся и подошёл к краю пропасти. Ветер развевал его чёрные одежды. Тонкая высокая фигура безжизненным памятником возвышалась над колышущимся туманом.
- Я уступаю тебе, Художник. Я устал ненавидеть.
И сделал шаг…

Иду туда, где ничего нет…

Всего один…
Потом второй…
Третий…
Спускался по невидимой лестнице, падал в неотвратимость бесстрастной судьбы.
Туман раскрыл свои объятия, пропуская сквозь себя непрошенного гостя. Временами стекался в призрачные фигуры или распадался на седые длинные волокна, плавно и величественно парившие перед глазами Мистика.
Из банальности существования он сходил в пропасть, чтобы объединиться с самим собой, ступая по ступенькам, растворяясь в тумане.
- Невероятно… Я иду туда, где ничего нет, кроме далёкого мерцания неведомого пространства и тишины. И я не думал, что это так таинственно и прекрасно. Жаль, что Это не видит Художник. Какие чёрные квадраты он смог бы сотворить здесь. Здесь, где нет ничего, кроме душ, стремившихся попасть сюда.
В них много тайн, в том числе и кое-что из прошлого. Известно далеко не всё, что случилось, пока я пребывал в оцепенении там, наверху. Однако известно, что я ходатайствовал перед Злом в интересах своей личности. Приобрёл симпатию в его глазах и ненависть к самому себе. Думаю, что я достоин пребывать здесь. Маленькому Мистику надо загладить слишком многое, чтобы навсегда успокоиться. О небо! Как красиво!
И действительно. Туман, наконец, открыл ему нечто, что скрывал под собой вот уже, наверное, незыблемые тысячелетия. Неведомое пространство полыхало вечным заревом заката. Источник света навсегда остался где-то в глубинах подсознания. И это было кстати. Дневной свет в этом великолепии был, по меньшей мере, не к месту. Мистик уже успел соскучиться по вечерней зарнице. Когда-то он любил смотреть, как солнышко ныряет за линию горизонта, и ждать появления на небосклоне первой звёздочки. В этом мире не бывает звёзд, и всё же закат поглотил всё внимание Мистика. Ибо, воистину, это было чудесное зрелище. Туман фиолетовым одеялом висел над изумлённым гостем. Тёмные сгустки свободно плыли в оранжево-красном сиянии, как земные облака. В этом мире не оставалось места для печали – только восхищение матовым сиянием. И среди всего этого чуда стоял на невидимых ступеньках Мистик. Кругом не было ничего – только зарево спектральных красок: сверху, снизу, впереди и за спиной, одна и та же картина. Величественная в своём молчании и спокойствии.
И приобрела ещё большее величие, когда дымка тумана на несколько секунд рассеялась, и восторженному взгляду Мистика предстали десять парящих в сверкающей пустоте Плато. Десять островков, расположенных, словно воздушный архипелаг, на определённом расстоянии друг от друга. Самый близкий потрясал своими размерами и ландшафтом. С того места, где стоял Мистик, можно было разглядеть, как многочисленные скалы, опоясывавшие край Плато, чудесным образом создали кольцо, внутри которого туман окрасился в чёрный цвет, скрывая под собой что-то, к чему продвигался Мистик. Ибо он вновь ступил на уводившие куда-то вниз ступеньки…
В какой-то миг Мистика окутал чёрный занавес дымки, а когда он рассеялся, открылось Плато, развернувшееся по диаметру на сотни лет.
Он спускался с неба на полярных ветрах, через море и сушу, над горящими снегами, под ними и сквозь них. Изменяя форму, плыл по белым полям, и небесным странником падал вниз на каменное безжизненное Плато…
… Это был тот, в чью жизнь непрошенно-негаданно врывается чудесное начало. Тот, кто ещё совсем недавно был подавлен и угнетён – теперь его быт резко и грубо выбился из своего русла наплывом новых чувств, дум, ощущений и настроений. Он будто бы видел сон, убивший в нём всю правду жизни. И будто был охвачен грезой, сделавшейся для него основной потребностью. Ему виделось призрачное будущее, и стремление к нему давило в его сердце все желания и страсти настоящего, и память прошлого… Всё стало презренным и излишним, нужною осталась лишь овладевшая воображением тайна…
… Была ночь.
И был он.
Стоял у входа в красивый и огромный купол, прячущий под собой что-то большое и пёстрое. Рассмотреть невозможно из-за ребристой поверхности купола.
…Мистик попал в гигантскую комнатку, скорее напоминавшую залу, где проводились многочисленные балы или приёмы высокопоставленных гостей. Всюду валялись игрушки чудовищных размеров и ярчайших красок. Мистик был среди них не более чем таракан, случайно выбежавший на середину стола, где на него смотрела стоваттная электрическая лампочка. Чувствуя себя Гулливером в стране великанов, Мистик внимательно осматривался в поисках аборигенов этой местности. Он вскарабкался на резинового пупсика и уселся ему на нос. Сидеть, правда, было не очень удобно. Приходилось время от времени двигать мягким местом, чтобы не соскользнуть вниз.
Мистик, защищая ладонью глаза от неведомо откуда льющегося света, искал…искал, сам не зная что.
Миллиарды пёстрых игрушек, тысячи аттракционов, сотни манежей расцветили всю площадь залы.
Показалось, что он слышит чей-то жалостливый плач. Словно где-то забилось в угол обиженное всеми маленькое существо и старательно выводило нудные нотки отчаяния.
Мистику ничего не оставалось делать, как спешно спуститься с розовощёкого пупса и идти на чуть слышное «у-у-у-у».
Он шёл по гладко отполированному зеркальному полу, в отражении которого на него смотрели морды плюшевых медведей, лица пластмассовых кукол, изредка зовущих маму да пёстрые маски вечно весёлых и печальных Арлекино с Пьеро. Мириады разноцветных фонариков озорными огоньками плясали на настороженном лице Мистика.
Плач становился всё громче по мере того, как Мистик приближался. Среди массивных детских кубиков, стоящих друг на друге аккуратной пирамидой, в углу стоял крошечный мальчик. Глядя на его подрагивающие плечи, Мистик достал из длинного рукава конфетку и легонько тронул русые мальчишеские волосы. Фигурка в коротких штанишках перестала рыдать и медленно повернула к Мистику ярко-красную улыбку зловещего клоуна. Глаза пылали нечеловеческой ненавистью на смертельно-бледной маске лица. Из горла выползали невероятные звуки. Заметив в руке Мистика зёрнышко карамели, быстро, слишком быстро для такого маленького существа, мальчик выхватил её и, молниеносно вскарабкавшись на вершину пирамиды, положил её туда, время от времени глядя через плечо на Мистика. В глазах его сверкнула жадность. Голос, прозвучавший в следующее мгновение, ужаснул Мистика. В этом голосе он услышал безумие и тлетворное дыхание прошлого.
- Моё. Я здесь хозяин. Я Господин. А ты мой слуга.
- Учитель?!
- Я не отдам тебе то, что всегда принадлежало мне. Кстати, и ты тоже. Ты тоже когда-то принадлежал мне. Ты моя любимая игрушка. Ты самая послушная игрушка. Смотри, как стало пусто без тебя. Я думал, что сдохну от скуки, когда тебя не стало. Но ты вернулся. Ты пришёл, и я должен наградить тебя за это… Вот, получай!
На вершине пирамиды карамелька стала стремительно увеличиваться в объёме.
Клоун захлёбывался бесовским хихиканьем.
- Хочешь конфетку?
В следующее мгновение валун, обёрнутый в рулон бумаги, сорвавшись с вершины, полетел на голову Мистика. Учитель заливался смехом…
Мистик щёлкнул пальцами, и сладкая радость, чуть изменив траекторию, шлёпнулась у его ног, расколовшись пополам и насытив земляничным ароматом воздух.
Мистик посмотрел на Учителя. Тот спустился с пирамиды и сел на пол, скрестив маленькие ножки. На Мистика глядело миленькое личико обиженного ребёнка. Жуткая маска клоуна куда-то пропала. Маленький Учитель протянул пухленькие белые ручонки и чуть слышно заскулил:
- Не бросай меня! Мне страшно. Все покинули своего Господина. Я совсем один! Неужели тебе меня не жалко? Мамочка!!! Кругом враги, а я совсем один. Я хочу в свой замок, домой, к Маме…
Мистик с омерзением слушал этот монолог. Его тошнило от одного вида этого змеёныша. Но он взял себя в руки.
- Пойми, Учитель. Всё изменилось – я изменился. Я не желаю больше служить тебе, потому что не вижу в этом смысла. Ты когда-то был для меня Господином. Но ты – ушедшее прошлое, причём не очень-то приятное. Жаль тебя, но я ничего не в силах исправить. Мне самому необходимо во многом разобраться, а я ещё даже не знаю, в чём именно. Немало прошло времени, когда Океан пронёсся штормом через твой Замок, и мне кажется, тебе будет не очень радостно увидеть то, что от него осталось. Это грустное зрелище. Я ушёл оттуда и надеюсь, что не пожалею об этом. Поэтому смирись и играй дальше, маленькое чудовище.
Бес захохотал.
- Смириться? Смириться мне?! Ды ты будешь ползать у меня в ногах, вымаливая прощение за такие слова. Смириться! Это мне-то, повелевающему всем, что только есть на свете! Надо же, какую тварь я взлелеял в своём замке! Видите ли, он изменился… Да ничего с тобой не сделалось! И не надейся. Ты навсегда останешься моей тенью, моей игрушкой. И будешь делать только то, что я прикажу тебе. Думать о том, о чём прикажу я. Ты понял меня?! Я!! Я!!!
Мистик улыбался, глядя на клоунскую гримасу. Бес был жалок в своём больном гневе.
- Я должен идти.
Бес запрыгал от негодования.
- Иди, иди.. Вот только мне интересно, куда ты отправишься, а? Здесь я живу. И только я знаю, как найти выход отсюда. Или ты думаешь, что я расскажу тебе? На-ка, выкуси!
И Господин, скорым порядком перебирая ножками, затерялся среди разваленных кубиков.
Мистик засмеялся и сел на один из них.
- А ведь Учитель прав – куда я пойду? Где мне найти выход из создавшегося положения?
Выбора не было – надо идти. Не сидеть же на месте. Чего доброго, этот сумасшедший вернётся, и снова придётся слушать его бред.
Мистик шагал вдоль крутящихся каруселей. Все они были пусты. В конце этого странного ряда возвышались солидного размера песочные часы. В верхней колбе оставалось совсем мало песка. А внизу стоял столбик с прибитой к нему табличкой:
«УНИКАЛЬНЫЙ АТТРАКЦИОН –
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ!!!
(для кого - время, а для кого – хороший способ повеселиться!)»
Кто-то стоял за спиной Мистика. Через пару секунд голос Учителя собачьим лаем наполнил томительную тишину.
- Нашёл-таки, мерзавец. Ах ты, репей! Ничего не утаишь от него. И надо же было ему именно сюда прийти! Шёл бы себе в другую сторону, так нет ведь – его будто магнитом сюда притащило. Ну что замолчал-то? Ух, навязался на мою голову! И откуда ты только всё знаешь? Неужели эта стерва тебе всё рассказала?
- Ты это о ком? – удивился Мистик.
- Нет, вы только посмотрите на него – он удивлён! Ух, гад! Кончай зеньками стрелять, не напугаешь. Я знаю, тебе негодная курица со стрекозиными крыльями нашептала о том, что эти часы – единственный выход из моего мира.
- Анжела? Ты знаешь её?
Учитель сплюнул.
- Ещё бы! Эта кикимора меня ещё в замке достала чистотой своей души. Не удивлюсь, если окажется, что попал я сюда не без её участия. Она думала, что сможет помочь мне. Хи-хи-хи… Но я знаю, чего хотело это летающее насекомое. Ей нужна была моя власть. Моё господство над всеми!!!
Мистик больше не мог терпеть. Он от всей души рассмеялся, глядя на суетливо дёргающуюся фигурку Учителя.
Тот, видимо, счёл этот смех за оскорбление.
- Чего ржёшь, придурок, спятил, что ли? Нет, ты меня сегодня точно выведешь из себя. Заткнись, говорю тебе! Заткнись, животное!
Мистик ласково посмотрел на своего бывшего Учителя.
- Ты глупец, милый мой Господин. Ты ничего не видишь дальше своего клоунского носа.
- Ты посмотри на свой нос, свинья! Ну, чего встал? Мотай отсюда! Да не забудь задницу подтереть, когда часики тебя доставят. Трусливая собака! Давай сюда свою лапу, я провожу твою никчёмную личность.
Он схватил Мистика за руку и повёл вокруг нижней колбы. С обратной стороны к часам была приставлена стремянка.
- Вот тебе дорожка, - с алых губ Учителя капала слюна.
Мистик поднялся на верхнюю колбу.
- А дальше-то что?
- А ты не знаешь! Вот подлец. Ну и подлец! Врёт, и рожа не краснеет. Ведь знает же, что последняя песчинка открывает проход. Ему бы сидеть да посвистывать, а он на-те пожалуйста: «А дальше-то что?». Вот выродок-то!..
Мистик радостно засмеялся.
- Благодарю тебя за помощь, Учитель. Прощай…
- Вали-вали отсель. А то от тебя смрад один…
Маленький Господин видел, как последняя песчинка провалилась в нижнюю колбу, и как вслед за этим Мистик чудным образом растворился в воздухе.
- Исчез-таки, гад! - пророкотал Учитель. – Надеюсь, он скоро сдохнет, мразь… Тьфу!

…Скалы.
Воздух там, где оказался Мистик, был сухой, а небо - ярко-голубого цвета. Однако мороз перехватил дыхание Мистика, как только он расправил лёгкие. Дожди в этом месте неизвестны: влага здесь превращается в снег или град. Там и сям, словно кости скелета, торчали из-под белого покрова остроконечные вершины.
Несмотря на всё мужество Мистика, силы начали изменять ему.
- Надо отдохнуть, - сказал он сам себе, - но как?
Между тем то, что можно было смело назвать солнцем, потихоньку клонилось к западным скалам. Залитые лучами заката, они были ослепительно красивы, словно объятые пламенем. К северу, куда брёл Мистик, поднимались к небу вереницы плоских вершин. Незаметно сливаясь друг с другом, они образовывали смутно терявшуюся вдали линию, словно проведённую неумелой рукой.
Между двух гладких могучих скал Мистик разглядел чёрный провал. Он двинулся туда.
Через считанные секунды он стоял в узкой пещере, тьму которой лишь немного рассеивал сумеречный свет, пробивающийся сквозь расщелину.
Мистик щёлкнул пальцами и шагнул в каменную пропасть, стены которой вдруг осветились зависшими над головой вошедшего сполохами яркого сияния. Гигантские зеленоватые свечи сталактитов безмолвными памятниками расположились в основании пещеры, провожая Мистика холодными отблесками.
Где-то однообразно и гулко падали капли, ударяясь о камень. И сердце, поймав их ритм, бешено стучало в унисон. Идти приходилось всё время прямо, пока узкий коридор не развернулся в просторную пещеру. Мистик осторожно ступил на пол, выложенный булыжником. Своды пещеры доходили до потолка и были похожи на обломки крепости, за пределами которой царствовало ничто. Взгляд Мистика скользнул по пыльным камням. Сияние над ним высветило в куче мелких осколков кварца лежащую навзничь фигуру. Руки её сковывали цепи, вбитые кольцами в стену. На суровом обветренном лице запеклась струйка крови.
Мистик подошёл чуть ближе…
- Солдат?!
Фигура шевельнулась. Глаза её чуть приоткрылись, и с пересохших губ сорвался стон:
- …я к вашим услугам…мой лорд…
Мистик бережно приподнял несчастного.
- Очнись. Очнись, Солдат. О небо, он потерял сознание! Сколько он пролежал здесь? Надо освободить его от этих цепей.
Сияние над головой Мистика пропало после раздавшегося в мёртвой тишине лёгкого щелчка. Однако тьма не успела накрыть собой Солдата, ибо тотчас на стенах вспыхнули десяток-другой факелов. Свет залил каменные своды, по которым эхом пронёсся звук упавших стальных звеньев.
- Чудесно. А теперь приведём его в чувство.
Нужно было спешно приготовить эликсир, способный подстегнуть ослабленный организм. Перед Мистиком встала задача – времени могло не хватить, а действовать нужно немедленно. К сожалению, необходимых ингредиентов не было, но может, у него осталось ещё немного неутраченной силы для этого несчастного? Придётся проверить. Мистик быстро закатал свой рукав и рукав бесчувственного солдата. Провёл ногтем сначала по своему, потом по его предплечью. Как только потекла кровь, он приложил одну ранку к другой, беззвучно произнося заклинание. Сколько понадобилось времени – он не знал. Потому что в какой-то миг силы его покинули, и он провалился в небытие…

… Придя в себя, Мистик бросил взгляд на спящего рядом Солдата. В том, что он спал, не было никаких сомнений. Его дыхание было ровным, а на лице от лихорадочного румянца не осталось и следа. Мистик положил свою холодную ладонь на лоб своего бывшего слуги.
- Солдат…
У того дрогнули веки, и открылись, глядя на Мистика, измученными глазами. Солдат узнал его.
- О, мой лорд… - он попытался подняться, но видимо, был ещё слаб, так как, сражённый усталостью, вновь повалился на каменный пол.
- Не вставай, - повелел Мистик, - как ты себя чувствуешь?
Солдат обнадёживающе улыбнулся.
- Благодарю Вас, Ваша светлость. Вроде, всё в порядке. Я бесконечно Вам признателен за Вашу помощь, Ваша светлость.
Мистик жестом дал ему понять, чтобы тот прекратил благодарить его.
- Ты голоден?
- Как волк, мой лорд.
Мистик понимающе кивнул. Затем протянул руку, на ладони которой прямо из воздуха появилась краюха хлеба.
- На, поешь. К сожалению, это не та еда, к которой ты, возможно, привык в замке, но это даст тебе немного силы.
- О, Ваша светлость… Вы, кажется, забыли, что я на службе, а посему мне не полагается гнушаться выпавшей на мою долю пищей. Этот хлебец для меня слаще самого душистого пирога. И я отдам за Вас свою жизнь за спасение моей никчёмной души. Только извольте отдать приказ…
- Да не нужна мне твоя жизнь, глупыш. Побереги её для себя. Ты умирал, поэтому мне ничего не оставалось делать, как привести тебя в порядок. А теперь, если ты не очень устал, сделай милость, поведай мне, как ты попал сюда? И что с тобою случилось? Почему я нашёл тебя прикованным к скале?
- Конечно, мой лорд. Я расскажу Вам всё, что я знаю об этом проклятом месте. Только сначала вынужден просить Вас, подайте мне фляжку. Она вон под тем камнем, видите? Ещё раз извините меня.
Солдат выпил добрую половину содержимого и, видимо по привычке, передал фляжку Мистику.
- Итак… - начал за Солдата Мистик.
- Итак, когда исчез Океан, я больше не мог оставаться там, при замке. Да и Господин просто достал меня своим нытьём и капризами. А в последнее время в него будто бес вселился. Орёт, ругается почём зря. Няньку свою выгнал. Дескать, мол, надоела, старая карга. А потом и вовсе куда-то сгинул.
- Погоди, - перевал его рассказ Мистик. – Стало быть, ты не помнишь, как путешествовал со мной по пустыне?
- По какой такой пустыне? Я, простите, не понимаю Вас…
- Ну…это так, к слову… А что случилось с Океаном?
- А шут его знает…Ваша светлость, я не силён в науках, и…
- Короче…Пожалуйста.
- Слушаюсь. Так вот. Вы помните шторм? Что касается меня, я буду умирать, а этот шторм будет стоять перед моими глазами…
- Ты уже мёртв. Короче.
Солдат изумлённо уставился на Мистика.
- Когда я очнулся, увидел, что лежу на камнях у самого края пропасти. Ни Маяка, ни пленницы…
- Как ты её назвал, негодяй! – Мистик угрожающе поднял руку.
- Прошу прощения, мой лорд.
- Извини. Я не сдержался. Продолжай.
- Так вот…ни госпожи, ни этого Художника, никого. Я долго искал Вас. Но потом, решив, что вы погибли, вернулся в замок. Однако через два месяца я был вынужден оставить службу у Господина. Я помню то утро. Ух, как он разозлился на меня за моё решение. Я покорно выслушал его речь, а затем откланялся. Выйдя из Замка, подошёл к обрыву. Я не знал, куда мне идти. Сколько себя помню, я всегда был при Вашей светлости. А тут…Пока кумекал, какая-то сила толкнула меня в пропасть.
Мистик внимательно посмотрел на солдата.
- Ты беспокоился обо мне?
- О, конечно, мой лорд. Вы всё время были моим покровителем.
«Ещё бы, - подумал Мистик. – Однако это не помешало мне убрать его от себя там, у чёрного леса. О небо, как я был слеп тогда!»
А вслух произнёс:
- Ты верный слуга. Продолжай, пожалуйста.
- Как скажете, мой лорд… Но что с Вами? Вам не здоровится?
- Не обращай внимания. Рассказывай.
Солдат ещё раз настороженно посмотрел на него.
- Ну, в общем, попал я сюда. Кругом темно, хоть глаз выколи. Куда идти? Чего искать? Перво-наперво я, конечно, ощупал себя – кости все были целы. В голове, правда, немного гудело, ну это уж… Так вот, был у меня с собой кисет табаку и огниво. Думаю, раз уж такое дело – хм, живым остался – так почему бы и не покурить? А пока раскуривал трубку, заметил на стене факел. То-то я обрадовался. Я ведь, Ваша светлость, жуть как не люблю вслепую маршировать. И значит, иду я, понимаете, иду, а сам голову ломаю – куда это меня занесло? А пока бился над этим вопросом, не заметил, как вышел из пещеры. Поднимаю глаза и, понимаете ли, смотрю в самую ночь. Кругом никого. Только лёгкий ветерок ласково обдувает лицо, да комары стаями перед носом мечутся. Смотрел я, смотрел на эту замечательную картинку… И до того сон одолел, вы не представляете. Так прямо у входа и упал.
- Погоди, Солдат. – Мистик был вынужден вновь прервать рассказ. – Всё это, конечно, очень интересно, что ты излагаешь. А главное, подробно-то как. Но…не мог бы ты опустить некоторые незначительные детали и поведать мне, наконец, что с тобою случилось?
- Да я и сам не пойму, Ваша светлость. Как я уже сказал, уснул я на выходе, а проснулся, кругом опять – хоть глаз выколи. Сначала я решил, что провалялся весь день. Ну, думаю, и шут с ним. Дождусь, пока рассветёт, а там погляжу, что к чему. Присел я на камушек, затянулся ядрёной порцией табачку – жду, значит. А ждать-то, ничего не делавши, сами понимаете, скучно. И такая вдруг тоска меня одолела! Я давай рыться у себя в закромах, сам ещё толком не зная, что именно я могу там найти. Не был уверен, но что-то очень хорошее и приятное. И не поверите, Ваша светлость – нашёл!
- Та-а-к, - Мистик уже начал терять терпение. – Ну и что же ты нашёл?
Солдат полез рукой за пазуху и с улыбающимся лицом протянул ему початую бутылку вина. Потом хитро подмигнул и из кармана штанов достал вторую – полную.
- Та-а-к, - теперь Мистик едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. – И что же это значит?
- Вино, Ваша светлость, только и всего.
- Откуда ж у тебя столько? Да и не увлекался ты вроде никогда этим делом. – Мистик почесал свою шею.
- Это правда. Но заметьте, Ваша светлость, как кстати пришлись бутылочки. Я же помирал от скуки. А насчет того, откуда у меня столько… Так, Ваша светлость, было ещё больше. Я, когда уходил от нашего Господина, прихватил из погреба десяток доброго старого заокеанского. Уложил я все это в заплечный рюкзачок, ну, думаю, пригодится. И, как видите, не ошибся.
С этими словами он раскупорил обе бутылки и полную протянул Мистику.
- Пейте, Ваша светлость. Кажется, это Ваше любимое.
- Ну а что было дальше? – спросил тот, отхлебнув из горлышка и жмурясь от удовольствия. С этим вином у Мистика было связано немало чудесных воспоминаний.
- Как я уже говорил, мой лорд, моя находка, прямо сказать, была кстати. Я бы даже сказал, и ко вкусу, и ко времени. Да вот… Однако пришлась она по вкусу не только мне… Но я всё же, с Вашего позволения, расскажу всё по порядку.
Мистик молча кивнул, не менее заинтересованный, как впрочем, и не менее захмелевший, чем Солдат, целиком погрузившийся в воспоминания.
- Сижу я, значит, сижу, вкушаю из бутылочки, затягиваюсь табачком – жду рассвета, так сказать. И надо отдать должное моей выносливости, дождался бы, кабы не одно обстоятельство. Выпил-то я, почитай, добрую треть запаса, по моим меркам, это уже достаточный объём, чтобы ночь пришла к финишу. Очень было обидно, ибо передо мною висела всё та же темень, а к финишу припёрся я сам. Вы уж меня извините, Ваша светлость, за не очень-то изысканную речь. Уснул я, в общем. Отрубился, если хотите. Во-о-т… Сколько я проспал, не могу сказать. А когда очнулся, то чуть снова не вырубился от удивления. А вы что хотели! Представьте себе: попали вы в пещеру, ну попереживали, конечно, потом на выходе стали рассвета дожидаться. Ну уснули, упившись, делов-то… А когда очухались, поняли, что лежите снова там, куда вас чёрт занёс. Каково, а? То-то и оно.
Мистик ещё раз деловито мотнул головой. Согласен, мол.
- Вот и я удивился. Решил, поначалу, что мне всё это в пьяном бреду приснилось. Ну там, выход из пещеры, комары, вино… А продрамши глаза, вижу – чёрта с два. Сидят, понимаете ли, две личности, сами маленькие, с пышными белыми бородками, и глушат моё вино напару. Держат каждый по бутылке и знай себе хлещут! Меня это, конечно, задело. Я ведь, как сторожевой пёс, чёрт знает сколько проторчал снаружи, не сомкнув своих моргал. Честно вылакал две-три бутылки и, как полагается, отключился с чувством выполненного мною долга. А эти! Стырили мой рюкзак и пьют на дармовщинку в своё удовольствие! Ну не обидно ли?
Мистик заливался хохотом.
- Вот вы смеётесь, Ваша светлость, а мне, прямо скажу, было не до смеха. Вот, смотрю на них, значит. Смотрю, а сам от злости так и бурлю. И вот когда один из этих маленьких выпивох покончил со своей бутылкой и полез в мой рюкзачок за добавкой, я не выдержал. «Эй, -кричу. –А ну полегче!» А они услышали, о чём-то пошушукались, и опять за старое. Я взбесился. «Вы чего, - ору, – нормального человеческого языка не понимаете, олухи?! А ну, положь на место, откуда взял!»
И вот один из этих чертей, как пить дать чертей, Ваша светлость, с бутылкой наперевес ко мне двинулся. Я за саблю. Он остановился на секунду, ещё пару раз шагнул и, слегка эдак покачиваясь, вперил свои глазные яблоки прямо мне в переносицу. Видимо, у него были некоторые проблемы с фокусировкой, потому что он минут пять вот так стоял. И вот, когда наконец он всё поставил на свои места, чуть наклонился и, опершись на пустую бутылку, как на трость, очень так это ласково промурлыкал:
«Каких родов будешь? И чего орёшь, как будто тебя режут? Ну да. Ну, выпили мы немного твоего зелья, ну и что? Какие проблемы?»
Я так и опешил. Ведь по-нашему же лопочет, гад. Но потом оклемался. «Это кто ж тебе, змеёныш, позволил в чужие сумки лазать, а?» Видно, мои слова до него сразу не долетели. Он почесал бороду, о чём-то помычал себе под нос и, наверное, придя к какому-то решению, вывел:
«Я, - говорит, - гном. Клич меня Гомныш». Дурацкое имя, не правда ли, Ваша светлость. Говн… тьфу, гадость. «Бери, - говорю, - своего дружка, Говн…ныш, и улепётывайте, пока я вас саблей не угостил». А этот Говн…Гомныш, не будь дураком, посмотрел на меня такими, знаете ли, жалостливыми глазами, кивнул, да и начал на мои сапоги харч метать. Я тут же вскочил и дал ему такого пинка по мягкому-то месту, что тот аккурат к своему собутыльничку приземлился. Ну, уковыляли они, ладно. Я же откупорил одну желанную, а две в карманы запихал. Утолил жажду – до дна. Успокоился. Ну и побрёл опять выход искать…
- А кто ж тебя так разукрасил-то? – всё допытывался Мистик.
- А Вы не догадываетесь?
Мистик пожал плечами – где уж ему.
- В общем, побрёл я к выходу, - продолжал Солдат. – И видимо, глаза уже претерпелись к пещерной темени, потому что дорогу я спокойно различал и без факела. Иду, значит, а сам-то кумекаю: неспроста я в своё время на выходе рассвета не дождался. Видать, тут вообще снаружи никогда не светлеет. И всё же в душе у меня теплилась надежда выйти сейчас из пещеры в золотистый, солнечный денёк да порадоваться, что жив остался.
- Ну и как? – Мистик уже утомился пространной речью Солдата.
- А так, Ваша светлость, порадовался, спасибо. Завернул я, понимаете ли, за угол, и хрясь! Уже валяюсь на полу, а на лбу зреет приличная шишка. Я глаза вылупил и вижу: стоят передо мной мои давешние приятели – этот Гомныш и собутыльник егоношный. Стоят и зубы скалят. Да ещё пальцем на мой лоб кажут. Ну, думаю, голубчики, теперь уж вам точно головы не сносить. Вскочил, выхватил из ножен саблю, и к ним. А они стоят, как ни в чём не бывало. Понял я, что дело тут нечисто. Понял, да уж поздно было. Ринулся я к ним, да со всего размаха грохнулся об землю – как раз шишкой-то. Уф. Эти чудики, оказывается, верёвочки по-над поликом протянули, а я у них, видать, как развлечение перед сном был. И до того мне вдруг обидно сделалось, выпрямил я правую руку, да и отсёк саблей Гомнышу его пышную бородку. Ой, Ваша светлость, что затем началось… Подумать страшно. Гомныш этот визг поднял, как поросёнок, и ко мне, да как даст башмаком по скуле! Тут уж у меня в голове звон поднялся. Ничего не соображаю. Смутно припоминаю, как и второй боец прискакал. Тут и начали они меня дубасить напару, пока я не отрубился. Пришёл я в себя, видимо, не скоро. А как пришёл, чувствую, что уже не могу шевельнуться. Братва-то эта смылась, пришпилив мои белые рученьки к этим каменным стенам. Посидел я так прикованный, покряхтел, да видимо, сознание потерял. А тут как раз и Вы подоспели, мой лорд.
- Повезло тебе, что я успел явиться… Хотя, не всё ли тебе равно?
Солдат опять удивлённо моргнул на Мистика.
- И то верно – повезло, - закончил он свой рассказ и одним залпом опустошил бутылку.
Мистик с улыбкой смотрел на своего слугу.
- Видимо, когда ты упал в обморок, по истечению какого-то времени твоё тело охладилось, лёжа-то на камнях, и ты простыл. Воспаление лёгких даже после смерти, оказывается, чревато последствиями.
- Уф, - только и сказал Солдат.
- Ну хорошо. Помнится, ты говорил что-то о выходе из пещеры. Как ты думаешь, мы сможем сейчас до него добраться?
Тот посмотрел на недопитое Мистиком вино и сказал:
- Да запросто, Ваша светлость. Но только не надо вам туда соваться. Всё равно Вы ночью ничего не увидите.
Солдат очень выразительно смотрел на бутылку.
- Ну уж это моё дело – куда соваться. Если я тебя правильно понял, утро за пределами пещеры вообще не наступает?
- А кто его знает, Ваша светлость? Может, однажды и наступит.
Солдат ещё более выразительно перевёл взгляд от бутылки на Мистика, а потом снова на бутылку.
- И всё же мы непременно должны добраться туда. Я нутром чую, что этот выход там неспроста.
- Да не переживайте Вы так, Ваша светлость. Я же сказал, что провожу Вас. Нет проблем.
С этими словами он быстренько схватил бутылку и припал к горлышку. Через пару секунд содержимое бутылки волшебным образом перешло в желудок здорово захмелевшего Солдата.
- Ну что, Ваша с…сссветлость, потопали потихонечку, мм?
Мистик покачал головой и встал.
- А ты уверен, что сможешь дойти?
- А вы уверены, что хотите туда попасть?
- Разумеется.
- Тогда какие проблемы…
И Солдат зашагал, вернее, он думал, что шагает. А на деле его ноги выделывали замысловатые кренделя и как бы несли Солдата вдоль каменных поворотов. На одном из них Солдат чуть не провалился в зловонную яму, вырытую каким-то недоброжелателем.
- Ваша светлость…а, Ваша светлость! – обернулся Солдат и едва не треснулся головой об обломок скалы, повисшей на потолке. Мистик вовремя оттолкнул его. Но он не смог избавить Солдата от лужи грязи, в которую тот залетел по пояс, подняв вверх руки и хохоча во всё горло.
- Ваша светлость, ха, Вы слышали мою новую песню? Нет? Я её сочинил, когда ждал рассвета… нет, н-не здесь, а там… там, в Замке. Хотите, я спою?
- А может, ты для начала хоть из грязи выберешься?
- Вы думаете, это так просто? А если уж на то пошло, я и тут могу спеть. Ну как, готовы?
Мистик неуверенно кивнул.

Шагая берегом песчаным
Вдоль океанского прибоя,
Я выступаю в роли странной,
Чужой для вскормленного строем.
Обязан я и день, и ночь
Глаз не спускать с особы в замке,
Вставая по часам точь в точь
И вечером, и спозаранку.
Её глаза порой бичом
Хлестают ненавистью едкой.
Но мне, солдату, нипочём,
Хоть ночь без сна, хоть солнце редко.
Вояка я, и в этом сказ.
Готов исполнить порученье.
Я верный пёс для добрых глаз,
Голодный волк коварным бредням.

- Ну как, Ваша светлость, годиться?
Мистик улыбнулся и протянул Солдату свою руку.
- Давай, хватайся. Я помогу тебе выбраться.
- Ой, что Вы, мой лорд, я же Вас, чего доброго, испачкаю.
- Не спорь.
- Да мне как-то неудобно. Я уж как-нибудь сам…
- Сам ты тут до окончания века проползаешь. Хватайся, говорю!
Солдат вцепился в протянутую руку, подтянулся и выкарабкался на каменный пол.
- О, благодарю Вас, мой лорд. Вы опять помогли мне. А знаете, Ваша светлость, ведь это благодаря Вам я стал сочинять песни.
- Да неужели? Ну, молодцом. Ещё немного попрактикуешься и станешь настоящим стихоплётом, как я.
- Зря Вы так, мой лорд. В ваших текстах полно такого… такого... Вы можете смеяться надо мной, но когда я потерял вас, то перерыл всю библиотеку Господина в поисках Ваших творений.
- А почему у Господина?
- Да этот злыдень все бумаги из Вашего кабинета к себе перетащил. Но теперь-то ему их не видеть, как своих ушей.
Солдат полез за пазуху и вытащил пачку измятых, исписанных листов.
- Вот, мой лорд, ваши песни и стихи. Все они тут. И я возвращаю их Вам. Надеюсь, этим я хоть чуть-чуть погашу свой долг за моё спасение. Возьмите их, Ваша светлость.
Мистик дрожащей рукой взял бумаги.
«Потрясающе, - подумал он. – Неужели в этой пачке всё, что я пережил, о чём мечтал? Кажется, прошла вся жизнь, а поместилась она всего лишь на двух десятках листов. Вся многотонная тяжесть утрат и разочарований осталась в десяти-двадцати граммах. А стоит их бросить в огонь, и всё останется только в моей памяти. Невесомое и никому не нужное…»
Он повертел пачку в руке и вернул её Солдату.
- Оставь их у себя. Возможно, они тебе больше пригодятся.
- О, мой лорд, Вы делаете меня счастливейшим из смертных.
- Что ты сказал? Ах, да, ну пойдём, а то мы и так засиделись.
- Как скажете, мой лорд, - сказал Солдат и побрёл дальше.
Мистик, о чём-то задумавшись, шёл сзади и едва не налетел на своего проводника, когда тот остановился и сделал Мистику знак, чтобы тот последовал его примеру.
- Тише, мой лорд. По-моему, мы здесь не одни.
- Что случилось, Солдат?
- Посмотрите, Ваша светлость, вон туда. Видите узкую расщелину? Присмотритесь к ней повнимательнее.
За каменным козырьком действительно была расщелина, в которой Мистик заметил какое-то движение. Словно тень мелькнула перед глазами.
- Что это? – спросил он.
- А шут его знает, Ваша светлость. А впрочем, постойте-ка…неужели… Ну-таки есть – Гомныш, собственной персоной. Ну приятель, самое время вспомнить, как ты меня мутузил в этой проклятой пещере.
Солдат схватился за саблю и уже собирался двинуться навстречу к маленькому человечку, выглядывавшему из-за камня, но Мистик остановил его.
- Погоди. Мне кажется, не стоит прибегать к силе.
- Да Вы что, Ваша светлость, этот змеёныш меня чуть на тот свет не отправил!
- Правильно. Ты бы еще из-за бутылки резню устроил. Видите ли, обидели бедного. Обделили. Ты первый в драку полез.
Солдат изумлённо уставился на Мистика.
- Так я же, Ваша светлость… Я же… А Вы… Вы… Эх Вы, Ваша светлость!
Мистик поманил прячущегося пальцем. Тот нехотя вылез из своего укрытия и чуть боязливо двинулся навстречу. В десяти метрах от Мистика остановился.
- Если не ошибаюсь, Вы господин Гомныш? – начал Мистик.
Звук его голоса чуть-чуть испугал гнома. Он посмотрел на заговорившего с ним и в знак согласия тряхнул остатками пышной бороды. Мистик учтиво поклонился, коротко кивнув головой в знак приветствия.
- Очень приятно, господин Гомныш. А я Мистик, не слыхали?
Гном отрицательно затряс топорщащейся щетиной.
- Ну ничего, - продолжал переговоры Мистик. – Стало быть, это Вы едва не отправили несчастного Солдата в мир иной?
Из-под жухлой бороды раздался высокий и немного скрипящий голос:
- Да вот, не рассчитали маленько... Мы ж его проучить хотели, да видно, перестарались…
- Ну а сейчас Вы с чем пожаловали, уважаемый господин Гомныш?
Тот осмелился подойти ещё на шаг ближе.
- Да уж какой там господин… Вот Вы действительно выглядите как вельможа, сударь. Разрешите Вас так величать?
- Разрешаю, Гомныш. Так что Вы хотели?
Мистик заметил, как пышные усы гнома стали топорщиться. Гном улыбался.
- Сударь, я хотел бы попросить прощения у Вас и у Вашего друга, - он поклонился Солдату, - за наше дурное поведение. Но уж больно хорош был эль в этих бутылочках, и мы, к стыду своему, не удержались.
И он ещё раз поклонился Солдату, которого, видимо, растрогала учтивая речь гнома.
- Да ладно, старина, - раскрыв свои объятия, прогрохотал Солдат. – Забудем старые обиды, Говн… о, прошу прощения, Гомныш. Я ведь тоже совсем не по-солдатски поступил. Это где ж такое видели, чтобы солдат вином жадничал. Эх -хе-хе, приятель!
И он горячо обнял гнома, приподняв его над матушкой-землёй. По-настоящему обнял, по-солдатски. Мистик едва сдерживал смех, глядя на эту парочку.
- Стало быть, все обиды остались в прошлом, – подытожил он, когда Солдат поставил гнома на ноги и теперь смотрел на него, как на пропавшего братишку.
- Да вроде все, Ваша светлость, правда, Гомныш?
- Естественно, - подтвердил тот. – Э-э, вот только…
- Что? - настороженно хором спросили Мистик и Солдат.
Гном этак хитро глянул на них, улыбнулся и, почёсывая шею, произнёс:
- Мы тут с моим другом посоветовались и решили пригласить вас обоих к нам в гости, на кружечку доброго эля.
Солдат восторженно глянул на Мистика и торжественным маршем уже собрался двинуться за гномом, но Мистик остановил его.
- А ну постой, плут. Ты куда это собрался?
- Так, Ваша светлость, приглашают же. Неужто мы не уважим хозяев?
- Уважить хозяев ты всегда успеешь, а вот о цели нашего путешествия ты, по-моему, и думать забыл.
- Обижаете, Ваша светлость.
- А куда вы направляетесь, позвольте полюбопытствовать? – спросил гном.
- Мы шли к выходу из пещеры. А Вы не знаете, как побыстрее добраться туда?
Гном задумался.
- Отчего ж не знаю. Очень даже знаю. Помню, как мы оттуда Вашу светлость притащили.
И Гомныш повернулся к Солдату.
- Так это были вы?! А какого ж чёрта вам это понадобилось-то?
- Вы…
- Да кончай ты со своим выканьем, Гомныш. Мы же кореша с тобой.
Гном не очень понял значение слова «кореш», но просьбу Солдата принял с благодарным поклоном.
- Пьян ты очень был, солдатик, а снаружи мало ли кто явится. Вот мы с Чухриком тебя и перенесли от греха подальше. А там уж и на бутылочки наткнулись. Ну и перебрали, конечно… Но уж больно эль хорош был, уж так хорош!
Мистик терпеливо ждал главной темы разговора. Гном, видимо, был очень наблюдательный, потому что через десять секунд Мистик услышал:
- Поэтому, если сударь пожелает, я с удовольствием провожу его, куда надобно.
- Вы очень любезны, мой друг, - кивнул Мистик с улыбкой.
- Да, Гомныш, проводи-ка нас, а то я что-то устал дорогу искать.
Гном обернулся к расщелине и крикнул:
- Эй, Чухрик! Господа собираются в путь. Мы проводим их. Давай вылезай.
Из темноты выбрался такой же маленький, как Гомныш, человечек, с длинной бородой и в красном чепчике с бомбошкой. На спине он нёс дубовый бочонок, едва ли не больше его самого. Гомныш с улыбкой смотрел на появление своего родича.
- Как видите, мы предполагали, что вы не сможете завернуть к нам, поэтому позаботились обо всём заранее. Это лучший эль в пещере. Конечно, не чета вашему… Хотя попробуйте сами.
Солдат взял у гнома протянутую кружку и чуть отхлебнул.
- М-м! Ваша светлость, попробуйте. Такого вина я не пил, сколько себя помню.
Мистик взял вторую кружку и тотчас опустошил её.
- Превосходный эль, Гомныш! Спасибо. А сейчас в путь.
- Ваша светлость, ну ещё немного… - заканючил Солдат.
- Хватит, я сказал, - отрезал Мистик.
Гномы рысью побежали вперёд, своими криками и шумом подошв торопя гостей. Те еле поспевали за ними. Очень скоро свод пещеры развернулся в широкий проход. За ним висел занавес ночи. Мистик вышел за арку, но как ни старался, не мог ничего разглядеть. Тем временем запыхавшийся Солдат протягивал кружку к бочонку, а Гомныш отворачивал краник. Мистик вернулся к ним.
- Ну что ж, друзья мои, пора прощаться.
- Как это прощаться? – не понял Солдат.
- Да, дорогой мой, прощаться. Не буду я объяснять тебе все тонкости моего путешествия, а скажу лишь, что ты был отличным солдатом и хорошим другом.
- Но Ваша светлость, а как же эль, а гномы-то как же?
- Оставайся с ними, Солдат, вы прекрасно поладите. – Мистик повернулся к гномам. – Спасибо Вам, Гомныш, за приглашение и Вам, Чухрик, за угощение. И пожалуйста, приглядывайте за Солдатом.
- Не волнуйтесь, сударь, - проскрипел Гомныш. – Мы теперь от него никуда.
- Ну вот и хорошо. Прощайте.
- Ваша светлость, а на посошок?
- Прощай, Солдат, прощай! – а про себя подумал: «Жаль, что ты мёртв…»
И ступил в темноту…
В пещере задумчиво стоял Солдат с полной кружкой эля. Гномы в ожидании смотрели на него.
- За Мистика!!! – провозгласил тот и разбил пустую кружку о камень. – На удачу…
И поплёлся за Гомнышем и Чухриком.

* * *

Темень будто навеки поселилась там, где шёл Мистик. За его спиной возвышались угрюмые горы, окутанные туманом. Там, наверху, было холодно, ветрено, мороз пробирал до костей. Внизу – тепло и влажно, будто бы только что прошёл дождь.
Как ни темна была ночь, всё же глаза понемногу стали привыкать, и уже через какое-то время Мистик сумел различить, что шёл он по неведомой тропинке мимо зарослей дубового молодняка. Деревца едва доставали своими вершинами до плеч Мистика, и их было так много, что ему вдруг невыносимо захотелось остаться в этой рождающейся дубраве.
- Бедняги. Они никогда, наверное, не видели солнца. И всё же растут крепкими и здоровыми. Интересно, может ли живой организм обходиться без солнечного света? И если да, то как?
- А кто тебе, милок, сказал, что они живые? И с чего ты взял, что солнышко не балует этих малышей своим теплом?
Мистик вздрогнул и прислушался.
- Кто здесь?
Справа от него сама собою засветилась узенькая тропинка, стремительно убегавшая в самую гущу дубравы.
- Иди по ней, не бойся.
Голос проникал в его сознание отовсюду: срывался с каждого листочка, выходил из-под земли, летел навстречу ветром. Или он всегда жил внутри Мистика? Где-то он этот голос уже слышал. Но где? И пока его память напрягала ставшие будто чужими извилины, ноги сами направились по петлявшей между дубочков тропинке.
…Лучистая дорожка сияющей змейкой скользила среди ночной скатерти, аккуратно застеленной заботливыми руками Няни…

Я видел Их. Я слышал, как Они пели…

…Фиолетовое озеро сонливо отражало утреннее небо. Ласточки весело кружили перед окнами, затерявшимися в высоких камышах избушки. Грибы буквально осадили её своей бесчисленной армией. Здесь были и сыроежки, и маслята. Подберёзовики тянулись у самого крылечка. А на пушистой от кукушкиного льна крыше возвышался пузатый белый красавец, гордо приподняв к зорьке свою шикарную шляпку.
Из маленького дупла над обветшалой дверцей выглянул заспанный кукушонок. Поморгав бусинками глаз, кукукнул, чтобы окончательно прогнать сон и с наслаждением зевнул.
- Привет, малыш, - шепнул Мистик, одной рукой касаясь дверной ручки, другой приветливо махая кукушонку.
Тот встрепенулся и сердито посмотрел на Мистика.
- Есть кто дома? – тем временем вопрошал гость.
- Кук… - отрезал кукушонок и, положив свой широченный клюв на краешек дупла, о чём-то задумался.
- Входи-входи, милок, открыто. А я-то уж думала, ты заплутал в моих дубочках. Проходи, присаживайся. Чай, устал с дороги-то? На-ко вот, молочка испей. Парное молочко-то, небось уже забыл, какое оно на вкус?
Перед Мистиком появилась чашка, до краёв наполненная молоком. Нянечка, довольная нежданным гостем, спешно накрывала кухонный столик. На скатерти, как по волшебству, возникали душистый каравай, жареные грибочки, солёные огурчики, варёная картошка в пузатом чугунке да крынка сметаны рядом с горой дымящихся блинов. Мистик с улыбкой смотрел на суетливую Няню, вежливо дожидаясь, когда она успокоится и присоединится к нему.
- А чего ж ты не ешь-то ничего? А ну-ка давай уплетай, не жди! Я вот ещё скоренько пельмешки из печки достану – пальчики оближешь.
Есть действительно не хотелось, да жаль было огорчать добрую хозяйку, хлопотливо мечущуюся с закипевшим самоваром в поисках припрятанной заварки. Прихлёбывая из чашки молоко, Мистик соображал, как попал сюда. Вспомнил Солдата – как он там? Гомныша и Чухрика – забавные ребята… Дубочки…
- Хозяюшка, - позвал он Няню, как когда-то в Замке.
- Аюшки…
- Так это ты кликнула меня, высветив тропинку?
- О чём ты? Я здесь с самого утра, и ещё ни с кем не говорила ни о каких тропинках. Да и звать-то мне некого. Одна я здесь.
- Но голос…
- Да послышалось, небось.
Мистик с сомнением посмотрел на Няню, разливавшую в чашки ароматный чай. С её сдобного лица не исчезала хитрая улыбка, а добрые глаза искоса поглядывали на Мистика.
Ничего не поняв, он тупо заулыбался.
- Ой, батюшки, - всплеснула руками Няня. – У меня ж тесто на подходе. Вот ворона, чуть не прозевала! А ты кушай, не стесняйся. Тебе-то еда на пользу пойдёт. Посмотри, как исхудал – не человек, а прямо привидение какое-то.
Мистик молча кивнул и подвинул к себе тарелку с грибочками. Уж больно аппетитно они пахли.
- Ну как? – скоро спросила Няня, замешивая упругое тесто.
- Вкусно, - прошамкал в ответ Мистик ртом, набитым скрипящими на зубах опятами.
Няня одобрительно качнула головой. Раскатанное тесто аккуратно покрывалось сверху слоем пышного творога.
- Твоя правда, милок. Любое кушанье, если с любовью приготовлено, будет вкусным. А то как же – иначе нельзя. Чего доброго и гостей-то отравишь, коли без любви-то.
Мистик запил грибы оставшимся молоком.
- Спасибо, Хозяюшка, за угощение.
- Как! – удивилась та. – Уже наелся? Да что же это делается?! Где ж такое видано-то? Одними грибочками поподчевал себя. Не любишь, что ли, картошечку и блинчики? Так попробуй пельмешек, вот. Таких нигде не сыщешь.
Мистик как можно вежливее улыбнулся.
- Спасибо, от всей души спасибо тебе, Хозяюшка. Но я не голоден. Да и не еда меня сейчас волнует…
Мистик отрешённо посмотрел в окно.
Утро было великолепным. Мелкая травка серебрилась в солнечном свете, сплошь усеянная капельками росы. Бабочки порхали над цветущей клюквой. Камыши величаво покачивались, время от времени открывая взору Мистика зеркало фиолетового озера.
На поляну вылетел кукушонок. Сбив на лету пёстрого мотылька, тотчас проглотил его.
«Кукушка-кукушка, - загадал мысленно Мистик. – Сколько мне жить осталось?»
Сытый кукушонок рыгнул «Кук…» и улетел в камыши.
Мистик повернулся к Няне.
Та, вытащив из печки противень с ватрушкой, повернула его и поставила обратно – допекаться. При этом что-то бормотала под нос:
- …хвенапронг вапеки тролитанах…
Мистик прислушался.
- …не ест ничего. Ишь ты. Художник-то, небось, уплетал бы за обе щёки. А этот как неживой. Конечно, вежлив, ничего не скажешь, да уж больно худ, как спичка. Да и бледен. Может, он болен? Ты подумай-ка, еда его, видите ли, не волнует! Какой барон. Спасибо-то его искренно, ну и ладно. Видать, такой уж уродился. Зато от душистой ватрушки не отвертится…
- Хозяюшка, - прервал её Мистик.
- Ась? Я говорю, скоренько ватрушка поспеет. Уважь, пожалуйста, добрую женщину, отведай.
- Мне послышалось, ты произнесла «Художник». Ты его знаешь?
Няня поправила белоснежный фартук.
- Ну как же. Очень общительный молодой человек. И покушать не промах – не чета тебе, милок. Помню, ещё в Замке он частенько захаживал молочка испить. А как Океан схлынул, давненько его стало не видать. Жалко, очень милый молодой человек. Очень любознательный. Малыш мой совсем избаловался. Говорит, вырос уже – не нужна я ему стала, и прогнал. А я чего, дитям покой нужен. Ну и ушла потихоньку.
- А о чём вы говорили с Художником? – спросил заинтригованный беседой Мистик.
- Да о многом. Нынче уж и не упомнишь всего.
Няня повернулась к печке.
- Ну хоть что-нибудь, пожалуйста, - настаивал на своём Мистик.
Няня достала благоухающий противень и поставила его на разделочную доску.
- Вот сейчас попьём чайку с ватрушечкой, и я, может быть, вспомню.
Мистик от нетерпения заёрзал на скрипящем стуле.
- Давайте чаёк оставим на вечер, а? – с мольбою в голосе прошептал он.
Няня хитро подмигнула ему.
- Согласна. Да ты глянь-ка в окно. Аль не чуешь?
Мистик послушно посмотрел в окошко и буквально обмер от удивления. За стеклом не было ничего, только ночь, как у пещеры, когда он распрощался с Солдатом. Ну как так может быть? Ведь только что было утро, день едва зарождался и вдруг…
Мистик изумлённо посмотрел на Нянечку.
Она, видимо, сразу поняла немой вопрос.
- Не пугайся, милок. Чай, ещё не конец света. А тут такое постоянно. Я уже привыкла.
Мистик отказывался понимать происходящее.
- И правильно, - будто прочитав его мысли, сказала Хозяйка. – Нечего себе голову забивать непонятностью всякой. Кушай лучше. Сейчас свежий чаёк заварится.
Мистик нервно сглотнул.
- А я уж и забыл, где я… - пробормотал он.
- Не страшно. Привыкнешь.
Мистик задумчиво жевал мягкую ватрушку. На его лице застыло изумление. Нянечка, наконец, закончила с приготовлением вкусностей и села за стол.
- Пей чаёк. Чего всухомятку-то.
Мистик очнулся.
- Уф, Хозяюшка. Ну теперь-то, когда я совершенно сбит с толку, могу я рассчитывать на рассказ по интересующему меня вопросу?
- А чего бы не спросить. Спрашивай.
- Так о чём вы беседовали с Художником?
Налив в блюдце чай, Няня аккуратно подула, чтобы не обжечься, и чуть-чуть отхлебнула.
- Да о всяком бывало. Но он всё больше о том, что было, спрашивал. Откуда взялось, да как сталось. Поведала я ему и о Маяке, и о Замке. О Мистике…
- Что?
- Да, милок, да. И о тебе он спрашивал – кто ты, да как ты.
Мистик нашёл это забавным.
- И что же ты ему про меня рассказала?
- Да что слышала, то и рассказала. Странный ты какой-то. То ли ты есть, а то ли и нет тебя вовсе. Нехорошо это – нечистый ты. Лукавый, хоть и воспитанный. Образованный. И нет в тебе той частички человечности, что отличает простой народ от силы нечистой. Откуда ты? Никому не известно. Сколь прожила я на свете, не видела никого, кто бы был похож на тебя.
Мистик угрюмо смотрел в чашку с остывающим чаем.
- Я слушаю, милая Хозяюшка, - сказал он, почувствовав, что Няня замолчала. – Что же ещё занимало нашего Художника?
- Разное. Я ему частенько сказки рассказывала. Он их просто взапой слушал. Уж так ему интересно было. Помню, как-то заполночь даже заснул, не дождавшись окончания. Наутро, правда, прибежал ко мне и квадратик показывает: «Это, говорит, мне во сне приснилось». А там как раз то, что в финале сказки значилось. Добрый был слушатель.
Мистик краем глаза следил, как Няня наливает себе третью чашку.
- Скажи, Хозяюшка, - снова спросил он. – Не ведаешь ли ты, что это за место…ну, я хочу сказать, где мы?
- А кто ж его знает, милок. Главное, жить тут можно, а что касается остального, так уж это неважно. Слышала я, правда, однажды историю. Вот только не знаю, вспомню ли…
Мистик как можно уютнее примостился на стуле, скрутил блин и машинально откусил, целиком обратившись в слух.
- Насколько она правдива, не ведаю, но говорят, что давно существует место, куда приходят заблудшие души. Что парят себе в закатном небе десять островков-колыбелей снов да дарят приют несчастным, погибшим в каких-нибудь катаклизмах матушки-природы. Разумеется, никто ещё не видел воочию эти острова, лениво плывущие куда-то. Ведь нет к ним ни дорог, ни тропинок. Уснул себе где-то там, у себя, а проснулся – уже тут. И коли добрый ты, так и устроишься здесь на славу. А уж коли бес попутал – тут уж не взыщи – накажут колыбельки-то. Да вот… А страшно тут не бывает. Чего бояться-то, коли один ты на островке-то. Тоска ж - дело излечимое. Займи себя чем-нибудь, тут и полегчает. Тебе, небось, кажется, что и ты, и я сидим здесь и разговариваем – может быть. А может, нам это только кажется…
Мистик вздрогнул.
Нянечка встала, вытащила из буфета пряники.
- Но как бы то ни было, попробуй. Вчера пекла.
- Значит, мертвы мы?
- Может, и мертвы, а может, и нет. Чего зря гадать-то. А иные люди сказывали, что острова эти – не что иное, как окаменевшие души драконов, существовавших в тёмные времена. Чем-то прогневали они Сильных мира сего и погибли. Десять Великих драконов – десять бездомных душ. Не найдя себе приюта, сами стали приютом для таких же заблудших. Посему и характер каждого острова особенный. Видишь ли, хранят они ещё в себе целостность драконьего нрава. Так что, хошь, не хошь, а приходится считаться с переменчивым климатом да беспорядочной сменой дня и ночи. Считаться, ибо они – Сны Дракона, его волнения и горести, страсти и переживания, его разум. А до тех, кто поселился в нём, ему и дела-то никакого нет. Зато уж очень они любили и дорожили своим семейством… Драконы-то. Да так сильно и крепко, что даже после смерти создали незримые простому смертному проходы, чтобы время от времени общаться друг с другом. Говорят даже, что и в миру есть силы, способные отыскивать эти безликие ходы и переноситься с одного острова на другой. Из одной души Дракона в другую. Насколько правдива эта легенда, не ведаю.
Мистик взволнованно выстукивал длинными пальцами марш на деревянной ложке. Перед ним летели десять гордых и счастливых драконов, медленно взмахивая перепончатыми крыльями. Их чешуя серебрилась в оранжевом Вечном закате. Чуть печальные глаза горели золотом. Они летели, кружась в фантастическом танце: то пристраиваясь рядышком, то обвивая друг друга своими длинными хвостами. И слышал Мистик их протяжную и бесконечную Песнь, наполнившую в эту минуту его сознание…

О Небо – тайна бытия…
Открой же путь потомкам старого Дракона…
Препятствия отбрось в пучину лет…
Не нарушай Великого Закона…
Не гневайся на пятерых Сестёр,
Они надежда. В них воскреснет племя
Великое, что поглотил Костёр,
Оставив пятерым самцам Святое Семя.
Не ищем мы богатств иль власти –
Мы мудростью наделены сполна.
Владеем знанием не предаваться Страсти,
Чей тяжкий плод – Жестокая Война.
Прими нас, Небо, под свою Опеку
И защити от Внешней Суеты.
По окончаньи выпавшего Срока
Драконье Царство воспитаешь Ты.

Летим же, Сёстры…
Раскрыло Небо нам свои объятья…

И всё же будет далеко не просто
Нам возродить былого Храм…
Летим же, Братья…

Мистик смотрел, а на глаза наворачивались сами собою кристаллики прозрачных слёз. Он знал, какая жестокая судьба для Благородных Драконов спрятана за вихрями небесного зарева…
В попытке сбросить это наваждение, Мистик тряхнул головой и увидел перед собой настороженное лицо Няни. Её губы говорили что-то, но Мистик не слышал её слов. Она приложила ладонь к его лбу, но Мистик не чувствовал прикосновения.
В голове звучали стоны гибнущих Сестёр… крики смертельно раненых Братьев, так и не сумевших прийти на помощь своим подругам… Закат обагрился Кровью, выпуская на волю Десять парящих каменных Плато. И плакало Небо, омывая дождями холодные скалы, пробуждая к жизни несчастные Души когда-то великого Рода. А теперь Вечных Странников, беспомощных в своей скорби по Царству Драконов…
Сквозь призрачную пелену послышался успокаивающий голос Няни. Мистик открыл глаза.
- Ну, наконец-то, а то я перепугалась. Больше не делай так.
Мистик тяжело вздохнул.
- Что… что это было?
Нянечка тихонько гладила его густые волосы.
- Всё хорошо, касатик. Кошмары ушли. Впереди только светлые, добрые сны…
- Я не спал, Хозяюшка, клянусь! – возбуждённо прошептал он. – Я видел Их. Я слышал, как Они пели… И как затем взывали о помощи. Я чувствовал Их боль… Хозяюшка, Им было так больно…
Мистик больше не мог сдерживать слёз. Он бросился в объятия Няни и заплакал.
А она ласково гладила его шевелюру и успокаивала:
- Ну что ты, малыш. Всё в конце концов заканчивается хорошо. Зло рано или поздно всегда отступает перед добрыми сердцами. Не плачь, милый, не надо. Ты не виноват в том, что произошло. Твои слёзы тому подтверждение. Ты добрый. Ты очень добрый, родной мой. Забудь о боли. Помни только хорошее.
Понемногу Мистик стал успокаиваться. Его плечи подрагивали, но рыдание прекратилось. Он поднял свои заплаканные глаза и улыбнулся.
- Да, Хозяюшка, да. Я буду помнить только хорошее… Да.
- Ну вот и ладушки, - обрадовалась Нянечка. – А теперь спать. Утро вечера мудренее. Спать, касатик.
Мистик, покачиваясь, добрёл до мягкой постели и, не снимая одежды, упал на пушистые перины. И как всегда, сознание оставило его, устремившись в небытие. Туда, где не было ничего, только бесконечный тоннель, бешено проносящийся в клочьях уставшего рассудка... Туда, где он так часто был, и где не был никогда – на протяжении столетий… на протяжении целых эпох…
Нянечка сидела рядом и вязала половичок. Иногда она посматривала на бессознательного Мистика.
- Ишь ты, - прошептала она себе, - подумать только. Как на него подействовала сказка. Вот те на... А я-то думала, что он злыдень бесчувственный. Ведь сидел он в Замке, как медведь в своей берлоге. Никого не жалел, а только посмеивался. А тут… Да… Видать, насмотрелся он на мир после шторма-то. А побледнел-то как! Ну да сон его поправит. Вот сейчас последние петельки перекину да заговор над ним почитаю, авось поможет.
Нянечка отложила вязание. Достала с полки молитвенник да заварила травы. Какое-то время смачивала в отваре кисточку да поглядывала в окно. Когда всё было готово, она повернулась к Мистику. На миг он стал почти прозрачным, а потом и вовсе исчез.
- Вот те раз, - охнула Няня и почему-то всхлипнула…

Схожу ли я с ума, или просто грежу?..

…Там не было ничего, только сумерки…
…Не было ничего, только под ногами ночная плитка…
…Не было ничего, только перед глазами свет…
…Не было ничего, только Она…
Она стояла в лучистом сиянии, в полупрозрачной накидке. Её золотистые волосы подхватывал ветер, лаская невидимыми руками. Уголки её губ застыли в приветливой улыбке. Чуть грустной, но очень милой. Глаза светились голубым сиянием, согревающим сердце и душу.
- Анжела, - выдохнул Мистик. Стало как-то легко и спокойно.
Он протянул руки и шагнул навстречу видению. В какой-то момент показалось, что оно исчезнет.
Растворится.
Пропадёт.
Умчится.
Но Мистик шёл, а Ангел стоял недвижим. И только лёгкие крылышки чуть вздрагивали. Мистик коснулся её волос, и его руки засветились тем же призрачным светом.
- Здравствуй, Мистик, - шепнул тихонько Ангел.
Тысячи мелодий в эту секунду вихрем пронеслись внутри Мистика, услышавшего долгожданный голос.
- Анжела… - вымолвил он и взял её ладони в свои.
- Как тепло… - словно прочёл молитву Мистик. – Ты нашла меня.
Анжела засмеялась.
- Да нет же. Ты сам пришёл ко мне.
- Но как? Ты была так далеко от меня.
Анжела провела рукой по его щеке.
- Это несложно понять, если ты заглянешь в себя. Прочтёшь в своём сердце нетронутые страницы. Но об этом потом. Сперва расскажи, что случилось с тобой. Ты так бледен и холоден.
- А я думал, ты следишь за мной, – печально улыбнулся Мистик, - и в курсе всех моих злоключений.
- Только не здесь. Рассказывай… Я должна выяснить, что ты уже знаешь, чтобы наконец помочь тебе. Рассказывай.
Где-то чья-то рука тронула звонкие струны, и тихая мелодия окутала их переливами воспоминаний. Анжела внимательно следила за Мистиком. Она прочла на его лице презрение, когда тот вспоминал Господина. Слушала его смех, когда разговор шёл о Солдате. Заметила, как глаза его просветлели при упоминании Няни. И как тень легла на его лицо, когда он заканчивал рассказ о Драконах.
- Я видел, - говорил Мистик, - как тысячи огненных стрел безжалостно впивались одна за другой в их чешуйчатые тела. Я слышал, как их величественная песня внезапно сменилась криками боли... Я знаю это, словно сам побывал там и … одна стрела досталась мне. О, это ужасно, Анжела. Я не мог даже вскрикнуть от боли, парализовавшей меня. Я просто смотрел на хаотичный полёт Последнего Дракона. Это была одна из Сестёр. Она не знала, куда ей деться, где найти укрытие от роковой стрелы. Я помню её глаза – они молили о помощи. Они смотрели на меня и молили… Но что я мог сделать? Я понимал – это видение. Но никогда ещё не было оно таким настоящим, реальным. Силы покинули меня, и я очнулся. А вскоре очутился здесь. Вот, теперь ты всё знаешь. И видит Бог, я не жалею, что попал сюда. Анжела, скажи мне, что это? Схожу ли я с ума или просто грежу?
Она смотрела куда-то вдаль.
- Не думаю, что у тебя помутился рассудок. И сомневаюсь также, что всё это грёзы. Я полагаю, что ты действительно что-то видел…
- Но помилуй, это же было чёрт знает в какие времена.
Анжела кивнула.
- Ты прав. Но это воспоминания.
- Но откуда они? От Няни я впервые услышал эту историю. А воображение всё же не может так явно передать каждую подробность.
Ангел махнул крылышками.
- Объяснение может быть только одно – ты был там. Или твоё сознание. Во всяком случае, ты был свидетелем происшедшего.
- Что???
Анжела прижала его руку к своему сердцу.
- Я знаю, что это не просто видение. Пойдём в мой дом, и я кое-что расскажу тебе. Когда ты всё узнаешь, страх оставит тебя. Я обещаю.
- Я верю тебе.
Анжела взмахнула крыльями и сияние, исходящее от неё, просто ослепило Мистика.
- Идём, - прошептала она и исчезла в неведомом свете.

… Как светло…
Даже чересчур.
Ноги ступали на что-то мягкое и скрипящее.
- Анжела… - позвал Мистик.
- Я здесь.
Он почувствовал, как она пожала его руку.
- Осталось недолго. Посмотри наверх. Видишь? Там мой дом.
Мистик поглядел вверх. Потом по сторонам – светло, но не видно.
- Я не вижу, Анжела, - пожаловался он. – Не вижу…
Но вот свет словно раскрылся перед его взором, превратившись из слепяще-белого в ярко-голубой. Он увидел Ангела. Анжела остановилась и ободряюще улыбнулась Мистику.
- Мы почти пришли.
И указала на белоснежное облако, плывущее совсем рядом от них. Над облачной ватой виднелись три шпиля скрытого в ней дворца. Скрытого от любопытных глаз.
Мистик обернулся.
- Мы вышли оттуда??? – ужаснулся он.
- Да.
- Из облака?
- Да.
- Да разве такое возможно?
- Возможно…да.
«Очень глупо, – решил про себя Мистик. – Как-то по-дурацки получается. Шли по облаку, вышли из облака, стоим на небе, направляемся в облачный дворец… К Ангелу… Бред какой-то.»
А внизу?
Внизу серебрились снежные вершины гор.
- Ты идёшь? – спросила Анжела.
- Конечно, да. Я всегда иду, когда попадаю на небо. Чего уж проще. Взял и пошёл. Кто я, в самом деле, птица, что ли? Нет, крыльев у меня нету. Остаётся только идти. Пошли.
Анжела рассмеялась.
- Я люблю тебя. Идём.
Мистик напоследок вздохнул и пошёл…
«Чёрт побери, - думал он. – А ведь иду. Возможно ли это? Боже, если только ты есть, ты, наверное, уже лопнул от зависти. Ой, что это я говорю! Прости меня, грешного, Господи. А ведь иду, хэ-ей-ооо… Как это круто. Вот, что я называю, вознестись. Нет, похоже, я точно спятил. Ого, вот и облако! С виду белое и пушистое, как снег. Ха, а точно! Идёшь, как по снегу, только что ногам не зябко. Ух ты, вот это да!»
- Вот это да! – вырвалось у Мистика, когда его взору предстал сверкающий Дворец. Стены, словно хрустальные, тоненько зазвенели, когда двустворчатые ворота сами открылись, впуская пришедших.
- Идём, - шепнула Анжела.
- Идём, - кивнул покорный Мистик.
Изнутри Дворец был ещё более прекрасен. Собственно говоря, изнутри он и вовсе не был похож на Дворец, скорее, они вступили прямо в зелёные Джунгли.
«Наступила осень, и ангелы, собравшись в стаи, улетели на юг…» - почему-то подумалось вдруг Мистику.
Зелени было так много, и её разнообразие так велико, что бедный Мистик чуть не потерял сознание. Окружённый какими-то лопухами, он как-то мило улыбнулся и еле слышно пролепетал:
- Никогда не думал, что попаду в Небесные Джунгли. Ой, прошу прощения, Анжела, но мне что-то нехорошо… Ты не обидишься, если я упаду в обморок?
Анжела что-то протянула ему. Это что-то напоминало большой цветочный бутон, наполовину наполненный каким-то ароматным снадобьем.
- Выпей это…
Мистик залпом осушил содержимое цветка. Не понимая всё же, что он выпил, почувствовал, как дурнота отступила. Сил значительно прибавилось, и настроение улучшилось.
- Анжела, сестрёнка, что это? Клянусь, никогда ничего подобного не пробовал. Это вино?
Анжела рассмеялась – Мистик опять, как когда-то, залюбовался ею.
- Нет, не вино. Это то, что люди привыкли называть напитком Богов.
- Нектар, что ли?
- Да, только нектар небесных цветков. Я не даю тебе больше только потому, что ты будешь просто пьян. Тебе непривычны такие напитки.
Мистик действительно в эту минуту почувствовал себя не в своей тарелке. И всё же это было великолепно.
- Ну что, - прошептал он, - мы пришли?
- Да, только давай пройдём в гостиную.
- Давай.
Гостиная – она же лужайка – освещалась чем-то маленьким, золотистым и тёплым. Оно висело под голубым навесом, согревая вокруг себя всё живое. По краю лужайки чудесно разместилось несколько скамеечек. Анжела подвела Мистика к одной из них.
- Ну вот, - сказала она. – Здесь и поговорим. Нравится?
- Ух, ещё бы! Такое и во сне не приснится. Да только не в этом дело. Тебя очень рад видеть…
- Ну, вот и отлично.
Мистик увидел, что Анжела о чём-то задумалась. Поэтому робко спросил:
- Ты мне хотела что-то рассказать, да?
- Что? Ах, да. Я думаю, что это будет тебе полезно знать. Скажи мне, когда ты увидел Драконов, о чём ты подумал в первую очередь?
Мистик задумался.
- Я уж не знаю, о чём…
Он медленно поднял глаза и посмотрел на Ангела. Его охватило сомнение.
- Я помню…
- Говори.
Мистика бросило в озноб.
- В тот момент во мне пронеслось: «…вот это – моя семья, а через несколько мгновений они погибнут… и я тоже…». О небо, Анжела, что это? Почему я так подумал?
Ангел облегчённо вздохнул.
- Ты меня об этом спрашиваешь?
Мистик ждал.
- Да, наверное, именно это ты и услышал, - продолжала Анжела. – А теперь выслушай меня, потом можешь задавать вопросы, сколько твоей душе угодно.
Она немного подумала, посмотрела пристально на замершего Мистика и торопливо, но очень тихо начала рассказ.
- Когда-то действительно существовало Царство Драконов. Жили они спокойно и счастливо, разумно используя уголок пространства, что милостиво подарило им Небо. И был Остров – дворец Короля Драконов. Это было внушительное зрелище. Надо сказать, что и сам Король, и его подданные были потомками Великого Дракона. Если верить их преданиям, именно Великий создал Остров и за считанные мгновения воздвиг на нём город и дворец.
Когда Великого не стало, его мудрость и мастерство перешли детям. Каждому по чуть-чуть. Драконы умело пользовались своим даром. Это был очень дружный народ. Миллионы лет они радовались своему существованию. Летали в Небе, любили друг друга, ценили искусство, дарили жизнь новым поколениям. Всё это было…
Было до тех пор, пока чьё-то проклятие не обрушилось на их племя. Как чума, забирало оно жизнь у каждого, кто соприкасался с ним. Что это было? Нельзя сказать точно. Но это было. Заболевали сотни, гибли в несчастных случаях тысячи, пропадали без вести сотни тысяч… Словно сама Смерть решила прибраться в этом мире, скашивая одну семью за другой. Небо изо дня в день наполнялось кровавым туманом, приглушающим крики гибнущих.
Во дворце Совет решил выбрать самых мудрых и самых сильных потомков Великого с целью отыскать новое место для продолжения рода. Десять совершенных драконов стремительно покинули своё родовое гнездо, чтобы выжить.
Анжела замолчала.
- И десять избранных погибли в жалящем огне стрел, - прошептал Мистик. – Но как это объясняет мои воспоминания? Я не понимаю.
Анжела ласково улыбнулась.
- Одна из сестёр несла во рту маленького дракона. Когда её сёстры и братья столкнулись с препятствием, она сделала всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь. Но было бессмысленно что-либо предпринимать. Гибель неизбежно преследовала их и наконец настигла. Сестра выпустила своё чадо и испустила дух. Молодой дракончик был вынужден сам взмахнуть крылышками, чтобы не упасть. Первый раз за свою коротенькую жизнь. Его наивное сознание радовалось полёту. Стрелы не доставали малыша, и он видел, как мать медленно опустилась в небесное зарево и пропала из виду. Он видел, как самый мудрый из Братьев на пороге смерти из последних сил прочёл заклинание, превратившие души драконов в летающие острова. И как затем умер, обернувшись каменным плато. Даже после смерти они не желали расставаться друг с другом…
Маленький дракон видел всё это. Его не пугало происходящее. Он только удивился тому, как быстро исчезли знакомые образы, и не понимал, что ему делать дальше. Колдовство не коснулось его, потому что он был ещё жив. А когда стрела всё же настигла последнего из рода, его крохотная душа, как пёрышко, легко взлетела над падающим телом и спешно покинула это мрачное небо, сеющее вокруг себя гибель. Так острова остались здесь, а душа маленького дракончика исчезла.
- А потом? – торопил Ангела Мистик.
- Потом был шторм. И Мистик, шагающий по пустыне вместе с Солдатом. Дракон преследовал тебя – он наблюдал за тобой. Наконец ты вышел к пропасти, бывшей когда-то Океаном. Твои последние слова были: «Я устал ненавидеть…». Ты готов был броситься вниз, но дракон, вселившись в твоё молчащее сердце, удержал тебя от рокового поступка. И не просто удержал, а проводил в мир своих предков.
У Мистика перехватило дыхание.
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что в тебе живёт душа одного из величайшего рода, жившего когда-то здесь. У тебя есть шанс познать их мудрость. Научиться любить и быть счастливым. В тебе юная душа проснулась, и ей предстоит очень скоро повзрослеть, если только ты сам не будешь этому препятствием.
- Я даже не знаю… - с трудом выговорил Мистик, - радоваться мне или нет…
Анжела погладила его по руке.
- Решай сам. Только скажи мне, разве за всё время твоего путешествия ты испытал хоть какое-то неудобство?
- Нет…
- Только видение побеспокоило тебя. И то лишь потому, что настало время откровения. Разве не так?
- Так…
Мистик молча смотрел на Анжелу.
- Значит, это он вёл меня мимо Господина, Солдата и Няни? – произнёс он.
- Конечно. Ты с ним перебираешься с одного острова на другой по местам, о которых ведают только сами Драконы. Удивительно, что Господин сумел отыскать выход. Но похоже, он не собирается покидать своего обиталища. Оно и к лучшему.
Мистик глубоко вздохнул.
- Уф, Анжела. От всех этих загадок у меня всё во рту пересохло, и голова раскалывается. Можно попросить тебя…
- Конечно, - засмеялась Анжела и подала ему ещё один бутон с нектаром, от которого Мистик почувствовал себя заново родившимся.
- Ух, спасибо. Итак, дело сделано. Теперь я не просто Мистик, а Мистик Особенный. Стало быть, дракон сидит во мне…Да? Да… Ну и шут с ним, пускай сидит, коль ему нравится. А коли делом поможет, тем лучше.
Анжела от радости захлопала в ладоши и поцеловала его в щёку.
- Ты молодец, - прощебетала она.
- Погоди, - улыбнулся Мистик, - а ты-то чего радуешься?
Анжела поцеловала его в другую щёку.
- Я радуюсь за тебя. Теперь ты не будешь один. Я чувствую это.
Мистик подумал о Драконе и пожал плечами.
- Я тоже чувствую.
Он посмотрел на Ангела. Анжела просто ослепляла его радостным светом. И как ни было ему грустно, он не мог сдержать смеха.
- Анжела, ты прекрасна, - вырвалось у Мистика.
Она перестала смеяться и, только улыбнувшись, стыдливо опустила глаза.
- Ты хороший, – сказала она. – Ты очень хороший, только…
- Не говори ни слова, - остановил её Мистик. – Помнишь? Ты – это я, а я – это ты. Где бы я ни был, я всегда буду помнить и любить тебя. Ты – мой Ангел. Этим всё сказано. Жаль, что так скоро нам приходится расставаться.
- Ты уходишь?
- А тебя это удивляет? Мой зверёк зовёт меня дальше, ибо конец его путешествия уже близок. Не знаю, свидимся ли мы ещё когда-нибудь…Надеюсь, что да.
- Я люблю тебя, - шепнула Анжела.
- Меня это радует, потому что я тоже люблю…
Он глубоко вздохнул и посмотрел на зелёные заросли, откуда они недавно вышли.
- Я провожу тебя, - Анжела взмахнула крылышками.
- Да, конечно, - ответил грустный Мистик и взял её протянутую руку.
Они шли мимо тенистой аллеи, откуда слышалась нежная мелодия шелестящих листьев, трущихся друг о дружку от нахлынувших чувств. Мистик шёл молча, и Анжела не хотела отвлекать его от раздумий. Сквозь мозаику ветвей струился свет, странным образом затеняя сосредоточенное лицо Мистика. В эту минуту нельзя было точно утверждать, что он здесь. Нет. Была только тень его дум, невесомых и загадочных, как сама вечность. И была мелодия, укутавшая его тень в бархат успокаивающих звуков. А рядом был свет. Вот так, вместе. Тень и свет.
Рука об руку – мимо аллеи, к выходу из Дворца навстречу неизвестному будущему.
- Мы пришли, - тихонько произнесла Анжела.
Мистик вгляделся в свет и заметил дверцу.
- Да, конечно, - улыбнулся он и незаметно привлёк Ангела к себе. – Я обязательно вернусь сюда, чего бы мне это ни стоило. Ты вернула мне веру. Теперь я не одинок. У меня есть ты…
И прильнул к её устам.
Яркая вспышка окутала их в эту минуту. Затем наступила тьма…

Живопись – не моя стихия…

Мистик смотрел.
Перед ним разлился Океан.
Странный Он был.
Ненастоящий.
Как будто нарисованный.
Квадрат…
- Здравствуй, Мистик, - прозвучал за спиной голос Художника. Я же говорил, что ты вернёшься.
Мистик медленно повернулся.
- Ты правда думаешь так? – насмешливо спросил он. – Ты думаешь, я вернулся?
- Конечно.
- А я так думаю, что это ты оказался там, где я тебя не ожидал увидеть.
Художник стоял, и снисходительная улыбка, вечная его спутница, лениво растянулась перед Мистиком, как нашкодившая кошка. В руке Художник держал кисти и палитру.
- Не будем спорить. Я вообще не люблю споры.
Мистик улыбнулся.
- Признаться, я тоже. Просто с тобой невозможно не спорить. Ты говоришь о событиях, как о неначатых картинах, которые живут ещё только пока в твоём воображении. И на всё примеряешь свои кружева. Конечно, это красиво. Очень красиво, только далеко от истины.
- А какая истина в твоём появлении?
Мистик задумался. Действительно, какая?
- Вот это вопрос, - засмеялся он.
В эту минуту он обратил внимание на то, что их окружало. Жёлтые свечи горели на белом столе, освещая маленькую комнатку, всю увешанную квадратами.
- Ты здесь живёшь? – спросил Мистик. – Похоже, здесь лучше, чем в Маяке.
- Возможно. Но я до сих пор вспоминаю ту комнату. И с удовольствием пожил бы там ещё какое-то время. Там было приятно жить.
- Да, наверное, - хмыкнул Мистик.
Он пробежал глазами по квадратам.
- Недурно.
- Спасибо, - улыбнулся Художник. – Присаживайся к столу. Будешь пить чай?
- Охотно.
Художник аккуратно уложил инструменты, закатал рукава свитера и повернулся к газовой горелке. Мистик наблюдал за ним.
- Ты один? – спросил он. – А где Она?
Художник поставил на горелку чайник.
- Она должна скоро прийти. Ты можешь дождаться её.
- Боже упаси, - отмахнулся Мистик. – Уверяю тебя. Я тут не задержусь.
Художник пожал плечами и отвернулся. Чайник вскипел. Мистик вертел по сторонам головой, когда перед ним на столе появилась чашка с ароматным чаем.
- О, благодарю. Хорошо пахнет. Как у Няни.
- Ты видел её? – удивился Художник.
- Ага. Я много кого видел.
- После шторма?
- Вот именно.
- Странно, а я думал, что здесь нет никого, кроме нас.
- Ты правильно думал. Кроме вас – никого.
Художник достал из буфета вазу, доверху наполненную конфетами.
- А ты как оказался здесь? – спросил он.
Мистик тихонько прихлёбывал чай.
- Немного несвоевременный вопрос, тебе не кажется?
- И всё же…
- Это длинная история.
- Да, конечно…
- Да ладно, не обижайся. Давай лучше поговорим об искусстве. Признаюсь, твои квадраты заставляют задуматься. Жаль, что я не мастер рисовать. В своё время я мог бы сделать недурные наброски. Но увы, чего нет, того нет. Живопись – не моя стихия.
- Но ты, кажется, сочиняешь стихи. Разве нельзя прекрасное выразить словами?
Мистик засмеялся.
- Мои слова сейчас мало что значат. А стихи – это уже прошлое.
- Жаль.
- Наверное…
Мистик задумался. Говорить больше было не о чем…
Его блуждающий взгляд остановился на одном из квадратов, скромно спрятавшемся в затенённом углу комнаты.
«… Бездонная пропасть, уносящая в свою цитадель отравленные чувства, путающиеся в кровавых волнах бушующей ненависти. Стремительное падение расслаивающейся на частицы души тяжело раненого дикого зверя. Крик, теряющийся между началом просветления и внезапным затемнением душененавистного сознания. Бесполезная погоня за улетающей мыслью в клетке тяжёлого дурмана. Зов глубинных возлияний от усыпальницы до гробовой доски заживо погребённого в ритме рифмованных строк…»
Мистик чувствовал, что говорит что-то Художнику, но не слышал своих слов. Он просто смотрел…
«… Приоткрытые ставни любовных переживаний, выхваченные дрожащей рукой скорбящего, ищущего, плачущего. Поток света, льющийся сквозь узкую щель в пасмурное небо, нависшее над всем, что когда-то радовалось жизни. Полупрозрачные руки, ласкающие розовый цветок, только что распустивший свои лепестки навстречу обжигающему свету. Таинственная смена чувств на границе сна и реальности…»
Художник беззвучно о чём-то рассказывал, размахивая руками, разгоняя замерший воздух. Но Мистик не слушал, он просто смотрел.
«… Призрачный Замок – мираж в кутающем его тумане, мрачный памятник на могиле прошлого. Странник на перекрёстке миров, выброшенный в незыблемость материального мира. Уплывающий парус, разбрасывающий вокруг пламени брызги исчезающего Океана. Распятие нервных поступков, обведённое тонкой линией раскаяния, высвеченное золотым сиянием Солнца…»
Художник, вдохновлённый какой-то мыслью, встал из-за стола. Его руки дирижировали невидимым оркестром, безропотно подчиняющимся своему странному лидеру. Мистик смотрел…
«…Спокойствие и умиротворение найденного приюта. Свежесть непонятных, но до глубины больного сердца знакомых чувств. Радость любить и быть любимым. Тихий прибой наслаждения и покоя. Затерянный в водах островок понимания и любви. Неисчерпаемый источник, милостиво дарованный самой Судьбой измученному, но всё ещё способному любить сердцу…»
Мистик смотрел, а по его лицу растеклась мертвящая бледность. Столь невероятными казались ему эти видения. Сколь монотонна теперь была его «жизнь» в сравнении с тем, что он увидел.
- Безумство…- чуть слышно прошептал он.
- Да, наверно, - согласился Художник. – Но это лично моё мнение. Любой другой будет считать иначе. Не сомневаюсь, что и у тебя есть свои соображения по этому поводу.
Мистик вопросительно уставился на него.
- Ты это о чём?
Художник согласно кивнул головой.
- Так ты меня не слушал. Чёрт, а я так надрывался…
- Погоди-погоди, - остановил его Мистик. – Это правда, я не слушал, но я слышал. И то, о чём ты говорил, очень наглядно видно в твоих рисунках. Ты прав – всё, что бы мы ни говорили, должно стать зеркалом для тех, кто на это смотрит или читает. И не обязательно выявлять все подробности того, что и так ясно. Достаточно использовать символику того, о чём ты пишешь. И это будет куда ближе к истине, чем скрупулёзная чеканка мельчайших деталей.
На какое-то время в комнате воцарилось молчание.
Мистик допил свой остывший чай и встал из-за стола.
- Ну что ж, пора мне, - сказал он, протягивая Художнику руку. – Спасибо за чай. Спасибо за то, что ты есть.
- Спасибо за то, что МЫ есть, - ответил тот, пожимая холодную руку Мистика.
Они понимающе улыбнулись друг другу и оба вышли из комнаты…

Она совершенно не помнит меня…

… По берегу навстречу Мистику шла Девушка. Её лёгкое платьице ласкало стройную фигурку. Длинные тёмные волосы тихонько поглаживал тёплый ветерок. На лице блуждала мечтательная улыбка.
Мистик смотрел на неё, не зная, что сказать. Поискал глазами Художника, но того как будто и след простыл. И куда делась дверь, выпустившая их из комнаты, одному Богу известно.
Девушка подошла к Мистику и вежливо протянула руку.
- Здравствуй, - чуть смутившись, прощебетала она. – Мне кажется, мы раньше встречались. Я права?
Мистик удивлённо поднял одну бровь.
- Да…да, мне тоже так кажется…
- Я живу здесь. Тут очень хорошо. Лучше, чем в Замке. Но теперь я вспоминаю его, как давно прошедший кошмарный сон. Наконец я нашла своё счастье и благодарю за это своего милого.
«Бог мой, - ужаснулся Мистик. – Она совершенно не помнит меня».
Он невесело улыбнулся и внимательно взглянул в глаза Девушки.
- Ты не узнаёшь меня? – прошептал он.
Девушка чуть боязливо посмотрела на него. Ей показалось, что Мистик созерцает её душу.
- Я не знаю, - выдохнула она. – Какое-то странное чувство…
- Что такое?
- Как будто я в тебе вижу что-то близкое и родное… Знакомое, но непонятное…
- Почему ты так решила?
- Не пытай меня, я не знаю…
Казалось, она вот-вот расплачется.
- Ты боишься меня?
- Я не доверяю тебе. Ты слишком холоден и тёмен…
- Неужели?
- Да…
- Ты первый раз сказала правду.
- О чём ты?
Мистик улыбнулся и поцеловал её.
- Я должен идти дальше. Прощай.
Он поклонился и пошёл вдоль берега.
Океан искрился в солнечном свете, улыбаясь и провожая его.
Девушка ещё долго стояла, глядя, как чёрная фигура медленно двигалась в полосе прибоя. Она видела, как Мистик растворился в пространстве…

* * *

Недолго шёл он по вымытому волнами песку.
Недолго он говорил с Девушкой. Недолго, но этого было достаточно, чтобы не сомневаться. Не сомневаться в бессмысленности этого разговора. Разговора в пустоту. В ослеплённое Океаном сознание.
Он шёл, а ноги не чувствовали земли.
Он шёл, а земля была неощутима.
Он шёл, ногами разгребая воздух, таща за собой телегу чувств, гружёную тяжёлыми каменьями и запечатанную горячим сургучом.
Он шёл, краешком глаз наблюдая, как мир проносится скорым поездом.
Стуча по рельсам, пуская в затхлый воздух кружева зловонного чёрного дыма.
Небо поворачивается вокруг себя, смазывая линии, стирая чёрточки, превращая их в жирные пятна.
Впереди тоннель.
Чёрный, как лес.
Бесконечный, как сама смерть.
Вмиг проглатывается им поезд, Небо, поворачивающееся вокруг себя, и Мистик, игрушка в руках безобразного танца времени и пространства. Сна и реальности. Жизни и смерти. Судьбы…

Всё прошло, и я исправляю свои ошибки…

… Путь его лежал по следам, петляющим пунктирной змейкой в оранжевой пустыне. Небо красной кулисой нависло над его головой. Чуть слышно чавкал под ногами песок. Впереди бельмом на глазу маячил чёрный лес.
Его мрачная полоса приближалась. Уже был слышен шёпот обнажённых крон. А за спиной скрипела гружёная телега, согнув собой высокую фигурку идущего Мистика.
Лес был рядом. Следы пропали. Телега осталась.
- Ты вернулся, - качнулись бесформенные вершины.
- Я решаю следы.
- Ты бывал здесь и раньше. Помнишь? – мелкие веточки посыпались вниз.
- Я шёл по своим следам.
- Ты спрашивал меня, и я отвечал тебе. Помнишь?
- Ты Зло.
- Я Лес! – коренья поползли к ногам Мистика, чуть слышно шушукая. – Я Лес, а ты мой слуга.
- Ты Зло…
- Я то, что ты искал. Останься со мной, и ты будешь всем, как я.
- Я был Всем.
- Ты был Ничем!
- Я стал ничем. Но теперь я даже не жалею об этом.
- Ты глупец. Неужели ты не понимаешь? Всё, что ты видел и чем владел – всё это создал Художник.
- Неправда, - Мистик прикрыл глаза.
Корни впивались в холодную кожу.
- Он нарисовал Океан. Изобразил Замок и Маяк. Выдумал Её. Вызвал из своей больной фантазии шторм. Он сумасшедший. Ради чего-то одного он готов убрать всех.
- Неправда, - Мистик улыбнулся, не открывая глаз.
- Он подарил тебе Её, а потом отнял, чтобы оставить себе. Ты мешал ему. Его беспечному творчеству. Его грязным квадратам.
- Неправда, - Мистик равнодушно смотрел на ветви, готовые отхлестать его. Они угрожающе склонялись, судорожно подрагивая и тревожно скрипя иссохшейся плотью. Настолько чуткие и сильные, насколько мёртвые и нереальные.
- Он смеётся над тобой. В его глазах ты - пустое место. В словах – пустой звук. Для него ты не существуешь.
Мистик засмеялся.
- Ещё бы. Я сам для себя не существую.
Он весело посмотрел на шершавые стволы.
- А ты? Не придуманный ли ты? Есть ли ты вообще, а?
- Я есть.
- Лжёшь.
- Я Лес. Я был всегда. Я…
- Вот-вот. То же самое когда-то и я говорил Художнику.
- Но он…
- Он нашёл Слово, только и всего. Пусть он не понял ещё, кто он есть, зато осознал, кем был. И я поздравляю его с этим. О себе я такого сказать не могу.
- Но он ненавидит тебя, и…
- Он не умеет ненавидеть. А если и ненавидит, то только пустоту, в которой болтаюсь я, и может быть, существуешь ты. Он ненавидит мёртвое Слово, бесцеремонно живущее в нас с тобой.
- Ты пропадёшь.
- Возможно. Да только я устал бороться с самим собой. Я знаю, что не смогу измениться. Я таков, какой я есть. А ты всего лишь моё творение.
Деревья испуганно вскинули ветви и угрожающе зашевелили ими, разгоняя вокруг себя воздух, сотрясая корнями землю.
- Ты чужак для них.
- Я знаю. Поэтому я не вернусь к ним.
- Вспомни, как ты ненавидел Художника.
- Я устал от ненависти.
- Как ненавидел Её.
- Ты это о ком?
- Ты забыл? Или хочешь забыть?
- Я не хочу вспоминать.
Что-то случилось.
Невыносимая тяга сорвалась с узких плеч измученного Мистика. Телега откатилась в гущу ожившего леса. Тьма поглотила её. Чуткие корни отдёрнулись от ног и стремительно вернулись к своим хозяевам.
- Ты мёртв, Мистик.
- Надеюсь, что да. Впрочем, если это и не так, мне кажется, я не останусь в обиде.
- Ты идиот!
- Пускай, зато я вижу, ЧТО ты такое.
- Я Всё!
Мистик прислушался.
- Ты слышишь? – спросил он, широко улыбаясь.
Лес затих, вслушиваясь всеми стволами, ветвями и корнями в далёкое «шшух-шуххх». Будто гигантские волны бросались на берег, неумолимо приближаясь к Мистику.
- Что это? – теперь голос Леса звучал чуть обеспокоенно.
- Не знаешь? – Мистик пожал плечами.
- Что это, Мистик? – вкрадчивым голоском пролепетали ветви.
- Мне жаль, но ты должен исчезнуть.
- Что это, Мистик?! – с ненавистью скрипнули стволы.
- Прости, что я оказался лучше, чем ты обо мне думал. Но теперь всё прошло, и я исправляю свои ошибки.
Лес замер от ужаса.
- Это…это!!!

… Он появился во всём своём великолепии…
Мистик весело смотрел на приближающуюся стихию.
Красное небо очертила голубая молния. Пространство наполнилось свежестью и дыханием прибоя. Чудовищный Лес съёжился от страха, в панике ломая сухие ветви, вспучивая землю трусливыми корнями.
Небосвод явил глазам Мистика Остров…
Нет, не Остров… Не остров, но нечто, что лениво приближалось. Что шумело волнами, крутило замысловатые спирали и с бешеной страстью обрушивалось на пустыню, поднимая на свои могучие гребни тонны оранжевого песка.
Он явился, а Мистик весело смотрел на него. Он видел в нём своё неминуемое будущее. Однако его это не устрашало. Скорее, напротив: хотелось, чтобы всё это скорее свершилось.
Мистик протянул руки к катящимся бурунам.
- Вот он. Край. Краешек, который я столько искал и от которого когда-то ушёл, так и не поняв этого.
Между тем Лес вопил в полную силу. Всюду летали сорванные деревья, и их корни беспомощно болтались в воздухе, захлёбываясь от сковывающего их ужаса.
Мистик, как мог, стоял среди всего этого, и его крик сливался с воем ветра.
- Ты пришёл, чтобы помочь мне. И я с радостью принимаю эту помощь. Наконец всё закончится. Я перестану быть. Я ошибался, считая, что никому не нужен. Я нужен. Нужен тебе. Я гнал тебя, а в действительности шёл к тебе.
Он смотрел, как одна стихия разрушала другую.
Как вода поглощала землю.
Как слились в одно целое два парящих плато.
И как дрогнуло само время.
Под ногами закрутилась водяная воронка. Ещё несколько мгновений, и пучина заберёт его к себе.
Мистик смеялся, глядя, как Океан играет и резвится. Как он чудно безобразит с чёрным отрепьем гнилоствольных стражей.
- Я твой! – пропел Мистик и сгинул в притягивавшей к себе фиолетовой бездне.

Блаженство не стоит покоя смерти,
А значит, остаётся в распоряжении судьбы.
Захватывающий полёт сознания –
Нирвана на пороге бытия,
Название которому – Вечность…

… Чудно говорить о смерти, будучи живым. Жестоко хранить молчание, когда тебя разрывает на части от стремящихся на волю слов. Частично познав любовь, трудно описать, что Это. Незыблемое волнение – чудесная оттяжка перед неизбежным подвигом. Беседа – всё равно что бальзам от воспалённых чувств. И чертовски противно, когда не с кем поговорить. Чудно…
Время тянется, отталкиваясь от каждого мгновения до следующего столетнего этапа. И каждому отрезан свой кусочек этого праздничного пирога. Правда, одни его проглатывают целиком, другие черпают чайной ложечкой, прихлёбывая чего-нибудь ароматного и горячего. Чудно…

Я привык доверять своим чувствам, хоть и не всегда
согласен с ними…

… Большое зеркало стояло у самого края развернувшейся пропасти. В глубине его отражался призрачный Замок, вросший своими корнями в каменную пустошь. Снежный гребень холодных скал протянулся за его чернеющими мёртвыми стенами.
Одинокий путник, стоя на коленях, всматривался в своё отражение. На него смотрели испуганные глаза того, кто некогда был волею судьбы заключён в объятия могучей стихии. Того, кто с радостью отдал свою душу, будучи уверен, что никогда больше не вспомнит о таком понятии, как существование.
Дрожащая рука сжала кинжал, спрятанный в длинном рукаве плаща. Горькая усмешка на секунду озарила лицо смотрящего. Лёгкий стилет, освобождённый от ножен, блеснул в волшебном сиянии ночного светила. Путник приложил тонкое острие клинка к груди так, чтобы можно было губами прикоснуться к крестообразной рукояти.
- Господи, - прошептал Путник, прикрыв глаза. – Впервые за всё время обращаю к тебе слова свои. Смилуйся надо мной, Господи. Нет больше сил терпеть всё это. Я жажду покоя в твоих объятиях. Смилуйся, если только это возможно. Обрати на молящего тебя взор свой…
- Опомнись, несчастный!
Поражённый звуком голоса, разнёсшегося над пустошью, Путник замер всем своим существом, не смея шевельнуться. Выпавший кинжал звякнул о камни, когда стоящий на коленях вгляделся в зеркало.
Отражение в нём не изменилось, если не считать поднявшейся с колен Фигуры с опущенным стилетом.
- Опомнись, - произнесла она.
Путник собрал всё своё оставшееся мужество, чтобы не лишиться рассудка.
- Ты…я…я знаю, кто ты…
Фигура засмеялась.
- Ну разумеется, знаешь. Тебе ли не знать самого себя.
- Но я молился… Я ждал…я думал…
- Ай, брось. Неужели ты веришь в эту ерунду о высшей божественной личности? Я ведь тоже знаю тебя. Я знаю, что ты далек от любой религии, решаешь сам все свои душевные проблемы. Что же сегодня с тобой стряслось?
Путник заколебался.
- Я не уверен, что ты поймёшь.
- А ты попробуй, - усмехнулась Фигура. – Хотя ты и сам-то ничего не понимаешь. Тебя мучит отчаяние. Послушай меня: тебе необходимо отдохнуть. Кстати, присядь. Довольно стоять на коленях.
С этими словами Фигура уселась в кресло-качалку, жестом предлагая Путнику сделать то же самое. Тот не пошевелился. Ветер трепал его чёрный плащ и длинные пряди слипшихся волос.
- Ну, как хочешь, - отражение пожало плечами. – Видишь ли, иногда, в самый безнадёжный момент, когда всякая действительность теряет свой смысл, приходится полагаться на провидение. Отчаянный поступок становится толчком к новым начинаниям. Жизненная сила – великая вещь, а у души она просто не имеет границ…
Фигура достала из воздуха дымящуюся трубку и затянулась.
- Ты только вспомни, каким ты был. Тобой управляло стремление к незыблемому знанию. Решительность была твоею спутницей в путешествии. Любое вмешательство извне разбивалось о гранит бесстрастия твоей ненависти. А сейчас? Сейчас ты смотришь на самое себя. Испуганный, мокрый, сотрясающийся от холода. Будто слепой щенок, выброшенный из утробы.
Путник вздрогнул.
- Всё же это лучше, чем пустыня.
- А никто и не говорит, что это плохо. Я лишь подвожу итоги твоих деяний. Пустыня или пустошь – какая разница. Ты прислушайся к себе. Почувствуй силу, утраченную однажды. Тебе стоит только пожелать и воспользоваться ею. Подави в себе остальные чувства. Сосредоточься на чём-то конкретном, и ты сможешь вернуть себе всё.
- Всё, что мне больше не нужно? – грустно улыбнулся Путник.
- Почему?
- Любовь, какою она была, не вернётся. Ненависть стала банальностью. А силу… Если только она существует где-то во мне, я использую для дела куда более важного, нежели приторная месть.
- Что ты имеешь в виду?
- Я говорю о душе последнего из Великого рода. Мне предстоит познать Мудрость, так, во всяком случае, гласит предсказание. Пусть же моя сила послужит возвышенным целям.
- Религии? – засмеялась Фигура.
- И религии тоже, если на то будет воля Господа. В конце концов, все мы рано или поздно обращаем наш взор к Небу.
- Это не твои слова.
- Возможно. Я привык доверять своим чувствам, хоть и не всегда согласен с ними.
- Ты способен создать свой мир.
- Любой способен на это. Ведь что такое свой мир, как не отражение реальности, пусть даже несколько искажённое. Мы все смотрим на окружающие нас предметы из своего мира. И видим эти предметы, принимая их проекцию в своё сознание, пропускаем через призму воображения и… Вот появляется новый, никому не ведомый образ. Всё дело в способности каждого изменить угол реальности. Как в плоскости, так и в пространстве. Нельзя сказать, что для всех реальность одна. Напротив, каждый видит его по-своему, хочет он этого или нет. И никто не знает, какая она – истинная Реальность.
Фигура, нахмурившись, смотрела на Путника.
- И ты хочешь сказать, что имея такой взгляд на вещи, ты собираешься обратиться к мифическому Создателю? Не глупо ли?
- Если посмотреть на жизнь с точки зрения мертвеца, то это самое глупое, что только есть у любой личности. И будет ещё глупее стараться вернуть эту глупость. Я не собираюсь возвращаться ни в образе духа, ни в образе демона. Отвернувшись от зла, я стал глубоко безразличен к собственной персоне. Всё, что мне нужно, находится здесь и здесь.
Путник приложил рукоять стилета ко лбу, а затем к сердцу.
- Это логическая бессмыслица! – вскрикнула Фигура. – Чужое ложное представление, не больше. Воле враждебного влияния противопоставляется воля сознательной самообороны, и твой рассудок расшатан от чрезмерной чуткости или самообмана инстинкта. Не знаю, как духи, но картины действительно имеют способность оставаться в памяти такими, как их видят. Ты насмотрелся мазни Художника. Твоё желание возвратить себе утраченное Небо вполне естественно, ибо никто уже, путешествуя мрачными лесами, морскими пучинами, пустынями и горами, не боится попасть в предательские и убийственные лапы Господа. Но безумие добровольно лезть в эту святую клетку.
Путник негромко засмеялся.
- И ты предлагаешь мне поэтому спуститься в Ад. Я правильно тебя понял?
- Не совсем. Я хочу, чтобы ты стал прежним. А для этого готов проводить тебя на Девятое плато. И предрассудки оставят тебя.
- Не сомневаюсь. Да только я не хочу быть опять запутанным во что-нибудь этакое. И так уже бросил дом, всё и всех, забрёл на край света, где ни земли, ни воды, одни камни да зыбь поднебесная. Будь что будет, а никуда я отсюда не уйду. Если я в самом деле склонен к сумасшествию, как ты намекаешь, то от сумасшествия не отбегаешься. От навязчивых идей надо не убегать, а бороться с ними.
- Это твоё окончательное решение?
Путник посмотрел в глаза своему Я.
- Да. Я остаюсь.
В следующее мгновение зеркало исчезло.
Путник столкнул кресло-качалку в пропасть.
- Жаль, что мне не суждено увидеть Последний. Интересно, что там?
- Там мой дом, - услышал он голос Дракона, мягким туманом стелющийся у самых ног.
Один, стоя на коленях под пронизывающим ветром, Путник смотрел в пропасть…
- Квадрат… - шевельнулись его губы. – Квадрат…

…Девушка оторвала взгляд от рисунка, висящего в углу мастерской Художника.
- Что это? - спросила она.
- Не знаю, - тихо ответил тот. – Не знаю.
Девушка сняла со стены полотно и поднесла его к свету.
- Ведь это не Океан?
Художник взял у неё квадрат и похлопал им по ладони.
- Нет, не Океан…
Девушка ласково провела рукой по его волосам.
- Почему ты нарисовал это?
- Не знаю, - развёл руками Художник. – Это… это как будто и не я вовсе. Какое-то затмение в сознании…
- Мне больше нравится, когда ты рисуешь Океан, - она обвила ручками его шею. – То, что изображено здесь – слишком уж мрачно.
- Ты думаешь? – усомнился Художник.
- Это очевидно, - улыбнулась Девушка, преданно глядя ему в глаза.
Художник повертел в руке кусочек разрисованного полотна и бросил его в корзину с никуда не годной бумагой.
- Я люблю тебя, - засмеялась Девушка.
- И я люблю тебя… - чуть помедлил с ответом Художник.
Лёгкий ветерок влетел в открытую форточку и загасил горящие свечи. Луна окутала комнату в таинственный полумрак…
Чёрные волны Океана выкатили на песчаный берег плетёное кресло-качалку Мистика…

Эпилог

Молодой человек стоял в тамбуре и ждал, когда поезд, наконец, остановится. Он не сомневался, что его сестрёнка встретит своего братишку. Однако его смущал один факт – время. Что могло измениться в ней? Как ему вести себя с ней, когда он вступит на эту северную землю, в этот её реальный мир? Сможет ли он говорить с ней, как раньше, о тех вещах, которые можно доверить только самому близкому человеку? Поймёт ли она его, как прежде? И как быть, если он приедет, да некстати? Сразу уехать? Остаться? Ждать?…

…Когда она выпустила его из своих объятий, он на пару минут затаил дыхание. Девушка смотрела на молодого человека снизу вверх своими большущими глазами.
- С приездом, братишка!
Наш герой медленно поднес свои озябшие руки к лицу, чтобы горячим дыханием отогреть их. При этом он не мог отвести взгляда от смеющихся глаз этого милого создания, которое в этот момент молча ждало его ответа.
Выдержав короткую паузу, молодой человек, наконец, пришёл в себя – он подхватил маленькую фигурку и закружил её, прижимая как можно крепче к сердцу.
- Здравствуй, сестрёнка!
А снег крупными хлопьями сыпал с потемневшего неба, будто бы символизируя торжественность момента.
Снег.
Отходящий от перрона поезд.
Фонарь, освещавший их счастливые лица.
Вот и все, что окружало их в эту минуту.
Не считая далёких сопок, где неистово завывал ветер…

Июль-декабрь 1998 года

В детстве всегда кажется, что у тебя куча друзей.
С возрастом начинаешь понимать, почему на это убеждение взрослые всегда улыбались тебе.
Друзей мало.
До обидного мало.
И еще обиднее осознавать, что далеко не все друзья всегда будут рядом.
Как только начинаешь ценить каждого конкретного друга, тут же начинаешь терять их.
Такой вот подлый парадокс.

Ты видишь, как умирает твой друг, сосед, который живет 5 этажами выше тебя.
Человек, которого обожал весь дом, который самым удивительным образом заставлял всех любить себя.
Потому что сам умел любить.
Искренне, без ожидания ответного чувства.
Который всегда показывал своим примером, как моно и нужно любить женщину, родных, друзей.
Который был умнейшим, начитанным, образованнейшим человеком, благородным и необычайно чувственным.

Но в какой-то момент что-то ломается в его жизни, и он начинает пить, превращаясь в ушедшего в себя,
живущего своими понятиями и представлениями о жизни человеком.
Способным несколько лет просидеть сиднем в своей трехкомнатной квартире, наедине с книгами и водкой.
Или уехать на дачу и там несколько месяцев питаться одними яблоками.
Ну, и водкой, конечно.

Но каким-то чудом он остается для тебя светлым и чистым, несмотря на твое непонимание его образа жизни.
Как может понять трезвенник человека пьющего?

Затем начинается страшный угар. Какой-то запоздалый рок-н-ролл. Методичное самоистребление, полный отказ от пищи.
Полное неприятие криков всех, кто находится рядом, о том, что это не может пройти просто так.
Понимающее неприятие, и невозможность остановиться.
Затем умирает его отец, который разделял его одиночество в трехкомнатной квартире.
Еще несколько месяцев – и его самого увозят в больницу, где вырезают из него поджелудочную железу и черт еще знает,
что из него вырезают, оставляя его инвалидом.
А ты бежишь в пункт сдачи крови и сдаешь кровь, которая так необходима ему для проведения операции.
И тешишь себя надеждой, что это поможет ему выкарабкаться.

И почти год после этого пытаешься вытащить его в жизнь, о которой он почти забыл.
Таскаешь его к себе, показываешь ему кино, поишь кофе, заходишь в гости сам, один и с женой.
Ночами сидишь с ним и говоришь обо всем.
Обсуждаешь с ним кино, политику и, особенно, музыку, в которой он разбирается, как никто другой.
Стараешься приобщить его к интернету, к чему-то, что ему, как тебе кажется, помогает отвлечься.
И ежишься от его обещаний «ну, вот до нового года потерплю, а потом развяжу».
И думаешь, что это очередная бравада.
Ну, на самом деле – взрослый человек же. Понимает и без врачей (должен понимать) что водка для него – смерть.
И ведь не дурак, совсем не дурак.
Поумнее многих, и тебя в том числе.
И ведь все говорит о том, что он сам хочет жить.

А потом звонишь ему в новогоднюю ночь из Берлина и слышишь в трубку «Знаешь, я развязал».

И все начинается снова.
Приходишь к нему домой и орешь на него, сжимая кулаки от желания ударить по его пьяной морде.
Говоришь ему страшные слова, от которых его, твоего друга, выворачивает наизнанку.
Орешь на него так, как можно орать только на друга, которого любишь.
Высмеиваешь его, цинично издеваясь над его слабостью к алкоголю.
Умоляешь его прекратить, пытаешься объяснить ему, что это – затянутое самоубийство.
Глупость, конечно. Он и сам это прекрасно понимает.
Но остановиться уже может.
И пьет.
По три, четыре бутылки водки в день.
Без еды.
Вообще без еды.

Ты слышишь, как он говорит о своей мечте «снова завязать».
Он все меньше похож на себя, и только его глаза, еще пока живые, говорят о том, что перед тобой – твой друг.
И видишь благодарность в его глазах за то, что хочешь рассмотреть в нем попытку вырваться из этого безумия.
И он долго держит в прихожей твою руку и смотрит тебе в глаза так, как только он умеет смотреть.
Ты для него – кусок жизни. Той жизни, которая где-то рядом с ним, но в которую он не может вернуться.
Являя собой олицетворение идеи о том, что хорошим людям в этой жизни не место.
Потом ты все-таки уходишь, а вслед тебе из его квартиры на полной громкости несется истошное кобейновское
«Rape me»и бутылочный звон.

Ты, пожалуй, единственный, с кем он нормально общается. Многие приезжают к нему, искренне пытаясь спасти его,
вывести на путь истинный.
Как будто не зная, что он за человек.
Упертый, уверенный в собственной правоте, даже если она противоречит здравому смыслу.
Он никого не слушает, назло всем выставляя свой порок как браваду, как крутизну.
А ты знаешь это все и потому не пытаешь нудеть. Просто ты хочешь, чтобы все вернулось.
А он видит твое желание в твоих глазах и с понимающей благодарностью принимает его.
И вся его напускная крутость улетучивается. С тобой он позволял себе быть слабым.

А потом, летним солнечным московским днем тебе звонить его мать и говорит,
что твой друг умер несколько часов назад в больнице.
Ты понял, что услышишь это, когда увидел ее номер на определителе.
И все равно переспрашиваешь.
А потом выдавливаешь из себя банальные и бесполезные слова соболезнования.
Можно подумать, матери помогают твои соболезнования избавиться от мучений, связанных с потерей молодого сына.

Ты кладешь трубку и закуриваешь первую сигарету, которую ты выкуришь с мыслью о том, что его больше нет.
И в этот момент приходит тоска.
Липкая и тягучая, как болотная тина, обволакивающая тебя изнутри. Выкатывающая оттуда же, изнутри, комок к твоему горлу.

Удивительно, сколько похорон и потерь близких людей тебе пришлось пережить за какие-то 32 года своей жизни.
Сколько гробов ты перетаскал, сколько сигарет выкурил, стоя в ожидании очередного «прощания».
Тебе кажется, что ты стал достаточно циничным, чтобы более менее спокойно пережить очередную смерть.
И каждая новая смерть доказывает тебе, что ты жив.
И предательские слезы, такие редкие для тебя, начинают вдруг катиться по щекам.
И с ними умирает в тебе что-то.
В который раз.
Ты думал, что эта жизнь убила в тебе все живое, но, оказывается, что это не так.

Приобретенного с годами цинизма лишь хватает для осознания свершившегося.
Понимания того, что произошло предсказуемое.
Но при мысли о том, что близкого тебе друга вдруг не стало, что его никогда не будет в твоей жизни – не хватает.
Катастрофическая нехватка у тебя цинизма – кто бы мог подумать.

А на следующий день, вопреки всем обещаниям Гидрометцентра, Москву накрывает неожиданный дождь.

Таверна «На перекрестке миров», несмотря на претенциозное название, изнутри выглядела весьма заурядно: большой прямоугольный зал, протянувшийся от круто спускающихся вниз ступенек, был освещен приглушенным светом, справа размещался длинный высокий прилавок , за которым громоздились винные и пивные бочки. Окна в зале размещались под самым потолком и были настолько маленькими, что даже в самый солнечный день здесь скорее всего царил полумрак. Полумрак скрывал видимые глазу искушенного и набалованного более приличной обстановкой человека обшарпанные столешницы, залитый вином и прожженный в нескольких местах прилавок; но полумрак не мог скрыть сочного запаха насквозь прокуренного кабака и спящих за прилавком официанток и барменов. Эти люди, возлежавшие различными частями своего тела вокруг прилавка, не удосужились даже поднять голову и посмотреть на вошедшего в таверну гостя. Где-то в углу копошилась лишь одна барменша, с остервенением протиравшая только что вымытые кружки. Мда, обстановочка…Ну хотя бы в тамбуре перед входом висит зеркало, довольно-таки чистое для подобного сорта заведений. Мельком взглянув в это зеркало, я словно примерз к месту: на меня таращилась чья-то круглая курносая физиономия, весьма несвежая и помятая, с копной слежавшихся каштановых волос. Внешность глядевшего на меня из зеркала субъекта была скорее заурядной: бледная кожа, покатые скулы, конопатый нос, короткий подбородок, близко посаженные серо-голубые глаза, накрытые тяжелыми веками. Субъект был одет в несколько потасканный спортивный костюм фирмы «Адидас», купленный по случаю на барахолке еще в 1998 году. Ну вы знаете, такой черный, с белыми тройными полосами по бокам рукавов и брюк и налепленной клеем эмблемой «Адидаса» на нагрудном кармане справа. Костюм уже был изрядно растянут в районе боковых карманов, брюки пузырились на коленях, но для железнодорожных путешествий он подходил как нельзя лучше. Я довольно долго пялился на субъекта в зеркале, пока до меня не дошло, что это – Я ! Восемьсот дохлых пингвинов! Неее, хорош читать на ночь фэнтези, запивая все это дело коньяком! Надо ж такому привраться: какой-то курьер, конь, дорога. Тьфу, пропасть….Я – всего лишь старый добрый Леха Сергиенко, непутевый 32-летний холостяк-раздолбай (гм, здесь подходит и другое, более крепкое и точное слово), помешанный на чтении книг, душа компании и балагур-заводила, приобретший за последние 10 лет некоторый налет сибаритства и баловства благодаря повышению зарплаты.
Ну хорошо, я-то вот Леха Сергиенко, реальность вернулась ко мне, а этот заштатный кабак остался, и я его по-прежнему очень хорошо ощущаю каждой клеточкой своего тела: этот запах жареного мяса, этот застарелый кумар курева, эти равнодушные спящие бармены за прилавком. Это с одной стороны раздражало, с другой – вызывало любопытство исследователя. «Хорошо, - подумал я, - раз пошла такая пьянка…Будем играть по предложенным правилам. Как сказал товарищ Наполеон, сначала нужно ввязаться в драку, а там видно будет». Еще раз взглянув на свое отражение в зеркале («Красавец!», - не без иронии подумалось мне), я спустился по крутой лесенке в зал таверны. Привыкшие постепенно к полумраку глаза принялись осматривать зал поподробнее. Меня ничуть не удивило отсутствие посетителей. Правда, в дальнем углу, возле самого прилавка с дремлющими барменами, за столиком сидел, скрючившись, весьма странный тип. Это был мужчина роста несколько ниже среднего, худощавый до невозможности, неопределенного возраста, но скорее не старый, с треугольным лицом, из которого во все стороны выпирали различные достопримечательности: обтянутые кожей скулы, кустистые брови, нависающие над впавшими в глазницы глазами, редкий черный пушок, торчащий вокруг плоской лысины. Человек был одет во все черное, и сам он был каким-то смуглым, черным и мрачным. При взгляде на этого человека напрашивались сравнения с итальянским инквизитором, сумасшедшим ученым и заспанным филином. Про себя я назвал этого посетителя Человеком-в-черном. Мужчина, скорчившись за столиком, что-то импульсивно писал на листках бумаги, лежавших перед ним. Он был всецело поглощен данным занятием, и я облегченно вздохнул: хоть раз в жизни мне удастся избежать общения с непременным атрибутом всех кабаков – местным сумасшедшим. Мое лицо вечно внушало доверие различным юродивым и одиноким старикам, которые при первом удобном случае лезли ко мне пообщаться. Хотя бы сейчас, когда мои мысли весьма далеки от порядка и чувства находятся в смятении, все еще пытаясь разобраться, где явь, а где сон, я буду избавлен от чужого сумасшествия. Я попытался выбрать в зале столик поприличнее, но через минуту я разочаровался в данном предприятии и уселся за столик, относительно соответствовавший моим представлениям о приличиях. Сонные бармены даже не пошевелились. Нетерпеливые постукивания по столу и покашливания на них совершенно не действовали. Не выдержав, я довольно громко гаркнул: «Официант, меню!» «Гссспди», - откликнулась та самая барменша, которая протирала вымытые кружки. Очень не спеша она оставила свое занятие, с брезгливой мордочкой вытерла руки о передник, откуда-то выкопала потрепанную папку и наконец появилась возле моего столика. Меню, находящееся в засаленной и грязной папке, неожиданно поразило ассортиментом, в котором пришлось повыбирать. Барменша все это время стояла возле меня, нетерпеливо потопывая носком туфли и глубоко вздыхая. Наконец я назвал ей выбранные блюда, и барменша, процедив сквозь зубы: «Минуточку!», - исчезла где-то вглубине таверны. Ожидая ужин, я достал из стоявшего на столе пластикового наперстка зубочистку и стал по привычке вертеть ее в пальцах. Задумавшись, я в какой-то момент выпустил зубочистку из рук, и она упала на пол. Пол таверны оказался неожиданно чистым, поэтому я , крякнув от досады, наклонился за зубочисткой, намереваясь продолжить с ней манипуляции. Когда я выпрямился, на столе стояли дымившиеся блюда с едой. Я несколько опешил: готов поклясться, что я не видел и не слышал, чтобы барменша приносила заказ. Не менее странным было и то, что с момента сделанного мною заказа прошло действительно не больше минуты. Странно, очень странно. Я начинал нервничать, и нервные ощущения во мне заставили меня долго принюхиваться к появившимся как бы из воздуха яствам. Барменша, вернувшаяся к протиранию кружек, равнодушно поглядывала на меня: мол, мало ли придурков здесь ходит. Наконец я решил, что еду следует попробовать на вкус. Все оказалось очень свежим и вкусным, и мое недоверие улетучивалось с каждой ложкой. Темп поедания поданного нарастал, и в конце концов я завершил трапезу, с удовольствием отдуваясь и облизываясь. Как всегда после сытного ужина, на меня снизошло сначала умиление, желание покурить, а затем вдохновение. Я чувствовал, что меня просто распирает от идей, которые нужно немедленно записать. Как назло, нигде не было ни салфеток, ни письменных принадлежностей. Пошарив по своим карманам, я так же не нашел ничего подходящего. Опять придется обращаться к эти невежливым барменам. «Дайте мне пожалуйста бумагу и карандаш!», - стараясь несколько смягчить приказной тон обратился я в сторону прилавка. «Не положено!», - коротко огрызнулась барменша. Тут я совершенно опешил. Ну ладно, к совковому сервису я привык, но чтобы мне отвечали «не положено»!!!! Как вообще такое возможно. Что происходит??? «У вас что, нет бумаги и карандаша?» - рискнул предположить я, обращаясь к барменше так ласково, как обычно обращаются психиатры к своим пациентам. «Не положено!» - не менее ласково и убедительно ответила женщина, при это ни лицо, ни голос не выражали абсолютно ничего – ни агрессии, ни страха, ни брезгливости, ни злости. Она просто констатировала факты. Ну уж нет, с такими фактами я не смирюсь. «Немедленно дайте бумагу и карандаш !!!», - заорал я, вскочив с места и грохнув кулаком по столу. Моя эскапада не имела никакого эффекта. Даже сидевший несколько поодаль Человек-в-черном продолжал что-то писать. «Нельзя», - сказала, как припечатала барменша, отворачиваясь от меня и тем самым давая понять, что разговор окончен. Я закипел, словно чайник, и от массы гнева и обиды, взбурлившей во мне, я утратил дар речи, изрыгая из себя лишь бессвязные фыркания и восклицания. Зачем-то я стал озираться вокруг, то ли пытаясь найти удобный предмет для того, чтобы разнести это дурацкое заведение в клочья, то ли ища помощи и поддержки. И тут снова словно впервые увидел Человека-в-черном. Он по прежнему что-то писал. ПИСАЛ!!! НА БУМАГЕ !!! КАРАНДАШОМ!!! Издав торжествующе-негодующий вопль, я театрально вскинул руку, указывая пальцем на Человека-в-черном: «А ему, значит, можно???!!!» Человек-в-черном вдруг вздрогнул, оторвавшись от своего занятия, рассеянно заморгал своими черными глазками, подслеповато щурясь и пытаясь понять, почему это вдруг на него орут и показывают пальцем. Барменша же, развернувшись оверштаг, проворковала в ответ: «Ему – можно, вам – не положено», - и вновь отвернулась. Что за …!!! Почему??? Что происходит? Я что, опять брежу или сплю??? Схватившись рукой за голову, я упал на стул, пытаясь привести мысли в порядок.

«Так, - лихорадочно соображал я, - это очень странное место. Странное, если не сказать больше. Но каким бы странным оно ни было, здесь должен быть администратор, хозяин, владелец, ну хоть кто-нибудь, кто объяснит мне все происходящее». Тут мои размышления прервал какой-то шум, раздавшийся от входа. На ступенях, ведущих в зал появился мужчина плотного телосложения, в безукоризненном костюме, который был весьма небрежно расстегнут. Создавалось ощущение, что одевался он впохыхах: галстук болтался где-то у уха, пуговицы рубашки продеты в петли, находящиеся выше родных, у пиджака вывернуты наружу карманы. Ввалившись в таверну, мужчина громко произнес «Ффуухх», - и с видом человека, удачно ушедшего от погони, деловито привел себя в порядок, вернув своему костюму безупречность и лоск. Как ни странно, сонные до того официанты при появлении этого мужчины внезапно проснулись, подтянулись и услужливо бросились предлагать занять столик и ознакомиться с меню. Мужчина небрежным жестом дал понять, что меню не нужно, буркнув: «Водки за дальний столик». Разместившись за дальним столиком, мужчина деловито осмотрелся, дождался лебезящего официанта, принял у него с подноса графинчик водки и рюмку, медленно налил себе напиток и, не спеша, бережно и торжественно, словно совершая причастие, употребил водочку. Отерев губы пальцами, мужчина блаженно улыбнулся, его глаза просветлели, лицо разгладилось. Посидев с секунду в состоянии абсолютной нирваны, мужчина вдруг внезапно обмяк. Рухнув верхней частью своего тела на столик, мужчина уронил голову на сложенные руки, умялся поудобнее и тут же захрапел. «Ну, приехали, еще один классический персонаж всех кабаков», - с определенной долей тоски подумал я и отвернулся в другую сторону. Насколько я помню там, за столиком возле прилавка сидел Человек-в-черном. Но сейчас его там не было. Повернув голову прямо перед собой я вздрогнул, обнаружив Человека-в-черном прямо перед собой. Он стоял, робко переминаясь, ежесекундно кланяясь и опуская глаза. «Молодой человек, - наконец произнес Человек-в-черном очень тихим, пришептывающим, разбитым тенорком, в котором была просто бездна стеснительности, мольбы и страха, - простите, место рядом с вами не занято ? Не соблаговолите ли вы разрешить мне присесть к вашему столику?» «Начинается», - обреченно вздохнул я, невольно указывая Человеку-в-черном на стул рядом с собой. Тот весьма резво и охотно обосновался, рассыпаясь в благодарностях.
- Уж простите меня, молодой человек, что я позволил себе быть навязчивым, - продолжал мямлить Человек-в-черном. – Ведь не так часто в этом заведении появляются обычные люди.
- Да что мне, жалко что ли, мне и самому сейчас очень хочется посидеть и поболтать. Особенно о порядках данного заведения, - ворчливо буркнул я. – Кстати, а что вы имели в виду, сказав «обычные люди»?
- Ну, понимаете, эта таверна – не совсем обычное место.
- Я это заметил, - хмыкнул я.
- Сюда приходят люди, которых я называю необычными, для которых все, происходящее здесь, естественно и заурядно.
- А вы-то сами кто? – рискнул поинтересоваться я, про себя поставив Человеку-в-черном диагноз «шизофрения».
- Ах, простите, я забыл представиться, непростительно, непростительно, - покраснел мой собеседник, смущенно всплеснув руками. – Поскольку наше с вами общение, молодой человек, совершенно ни к чему не обязывает, мы ведь можем и не представляться своими настоящими именами, - Человек-в-черном заговорщически подмигнул и перешел на шепот: - Зовите меня просто Профессор.
- Мне, собственно, все равно, к чему обязывает или не обязывает наше с вами общение. Меня зовут Алексей, - протянул я Профессору руку.
- Очень, очень приятно, - Профессор вцепился в мою руку, нещадно тряся ее. – Я вижу, вы здесь совершенно случайно, - наконец отцепившись, продолжил Профессор.
- Можно сказать и так, - кивнул я. – А вы здесь чем занимаетесь?
- Оооо, это очень интересно, - просветлел Профессор, расцветая широченной улыбкой и утрачивая свою напущенную мрачность. – Я видите ли, профессор математики, и в свое время я поставил перед собой цель вывести формулу Вселенной. Я бывал в разных странах и разных местах, но нигде не находил такого вдохновения, как здесь. Здесь мне спокойно.
- И у вас все удается, - не без иронии вставил я словечко.
- Ах, нет, вовсе нет, - не без сожаления и горечи откликнулся Профессор. Чем дальше я занимаюсь своей проблемой, тем больше понимаю, что она неразрешима. Однако я не отчаиваюсь. Я знаю, что нужно пробовать, искать, и со временем мне удастся найти какую-нибудь зацепку.
Наивная озаренность и искренность Профессора чудесным образом передались мне, и я мгновенно забыл про совковый сервис в кабаке, про «неположенные» карандаш и бумагу, про обещание не общаться с сумасшедшими и юродивыми, данное себе когда-то очень давно. Глядя в глубоко посаженные черные глаза Профессора, светящиеся совершенно чистым вдохновением и верой, хотелось открыть этому человеку всю свою душу, доверить все свои тайны и знать, что он не предаст и не использует узнанное во зло.
- А что вы можете сказать об этом месте, Профессор? – совершенно искренне поинтересовался я.
- Эта таверна – не просто место. Это явление. Здесь может происходить все и одновременно ничего. Здесь можно спутать реальность и вымысел. Здесь нет писаных правил и законов, и в то же время все совершается согласно правилам и законам. Здесь вы можете столкнуться с тем, что совершенно не зависит от вашей воли и сознания, но одновременно находится в вашей воле и сознании, - Профессор произносил слова так, словно он читал проповедь или лекцию о предмете, который очень хорошо знает и любит. В этих словах я ровным счетом ничего не понимал, смысл сказанного плохого до меня доходил, но я слушал так, словно Профессор вот-вот скажет какую-то Истину, до которой я пытался докопаться всю жизнь.
- Типичная экзистенциальная парадигма феноменологического бытия, основанная на субъективном представлении, проецирующим сознание Логоса на тварный мир, - раздался вдруг чей-то весьма громкий и четкий басовитый голос от дальнего столика. Только что мирно спавший в своем углу мужчина в добротном костюме, услышав слова Профессора о воле и сознании, внезапно проснулся, выпрямился и произнес вышеприведенную сентенцию.
- Заткнись, Мартин, - беззлобно бросил Профессор в сторону мужчины, даже не обернувшись. Тот, кого назвали Мартином, сладко почмокав губами, блаженно улыбнулся, сказал «угу», и вновь упал на стол, мгновенно захрапев.
- Ну вот, сначала мне мешают дописать формулу, теперь мешают философствовать, - раздраженно заметил Профессор, доставая из кармана своего сюртука аккуратные серебряные часы на цепочке. Щелкнув крышкой, он поднял брови: - Да и ладно, сейчас нам с вами найдется о чем поговорить, молодой человек.
Действительно, не прошло и минуты, как зал таверны «На перекрестке миров» стал наполняться посетителями. Официанты, окончательно проснувшись, сновали между столиками, словно бесшумные, бесконечно услужливые и быстрые тени, таверна наполнилась голосами, звуками и табачным дымом. Посетители странной таверны вполне соответствовали странности самого места. Это были мужчины и женщины в одеждах совершенно разных эпох и национальностей, все совершенно разные и уникальные. У меня просто глаза разбегались от этого разнообразия. Наблюдение за появлением в зале посетителей не отвлекло меня от одного интересного вывода, сделанного из увиденного: каждый, входивший в таверну, прекрасно знал Профессора, приветствуя его небрежным кивком головы или громко здороваясь. Один вошедший в зал человек особенно привлек мое внимание. Это был высокий худощавый мужчина с острым вытянутым лицом, ястребиным носом, пронзительными глазами металлического цвета. Одет был мужчина по викторианской моде, однако классический покрой костюма совершенно не вязался с его несколько развязной манерой говорить и действовать. Войдя в зал, мужчина огляделся так, словно бы искал кого-то, и увидев Профессора, стремительными шагами направился прямо к нашему столику, широко раскидывая руки.
- Здорово, здорово, дружище, - произнес мужчина скрипучим высоким голосом, заключая неловко поднявшегося навстречу Профессора в тиски своих объятий и нещадно похлопывая тщедушного математика по спине. – Эй, там, принесите-ка за этот столик вашего фирменного тушеного кролика и бутылочку кальвадоса! – оторвавшись от Профессора крикнул мужчина в сторону прилавка. Его требование было выполнено с невиданной мною доселе расторопностью. Однако, судя по выражению лица, мужчина был недоволен, поскольку его глаза опасно сузились, а брови сдвинулись к переносице.
- Как подаете, как подаете, - брезгливо процедил мужчина сквозь зубы, и тут внезапно резко вскинул руку, сильно толкнув в плечо несколько зазевавшегося официанта. Официант неловко покачнулся и чуть было не упал, но тут же быстро выпрямился и, бормоча извинения, быстренько ретировался.
- Зачем же вы так? – решил вмешаться я. – Обслуживание здесь, конечно, не люкс, но зачем же так грубо?
Толкнувший официанта мужчина очень-очень медленно повернул голову, осмотрел меня с ног до головы. От его цепкого взгляда становилось как-то не по себе, однако я чувствовал себя совершенно уверенным, и с холодным спокойствием взглянул грубияну прямо в глаза. Клеточками кожи я почувствовал приближение третьего классического кабацкого действия – драки.
- Это еще кто, Профессор?! – сквозь зубы процедил уставившийся на меня нахальный незнакомец.
- Да перестань, не горячись так, это мой знакомый, - попытался урезонить того Профессор.
- Ах знакомый, - иронично протянул незнакомец, засовывая руки в карманы брюк и принимая позу, характерную больше для замоскворецкой шпаны, чем для одетого в викторианский костюм джентльмена. – А я-то думал, что это омлет.
И тут незнакомец расхохотался каким-то странным кашляющим смехом. Ну, знаете ли, это был уже перебор. Я в принципе человек мирный и не задиристый, но у меня тоже есть чувство собственного достоинства, и шуток подобного сорта я никогда не прощал. Дальше произошло одновременно несколько событий. Я вскочил с места, едва не опрокинув при этом столик, незнакомец размахнулся, намереваясь провести шикарный хук справа, а Профессор повис на его локте, отчаянно барахтаясь. Это барахтание Профессора показалось мне настолько комичным и неуместным, что я невольно рассмеялся. В свою очередь, почувствовав, что Профессор отчаянно вцепился в него, незнакомец несколько притормозил и замялся. Неприязненно глянув в мою сторону, забияка обнял Профессора за плечи и успокоительно отряхнул с него пылинку.
- Ладно, дружище, я не хотел портить тебе вечер, - с неожиданной теплотой в голосе молвил незнакомец, все еще косясь на меня, - просто у меня сегодня был тяжелый день.
- Ничего, бывает, - смущенно моргая, развел руками Профессор. – Но нельзя же каждый раз срывать свою злость здесь, Шерлок.
Я подавился собственным смехом и тупо уставился на стоявших передо мной собеседников. Я что, опять брежу? Ага, только белой горячки мне и не хватало. Сколько раз мне говорили, что закусывать коньяк одними лимонами – moveton.
- Какой такой Шерлок? – хрипло выдавил я из себя, чувствуя, что земля уходит у меня из-под ног.
- Шерлок Холмс, - гордо вскинув голову произнес задиристый незнакомец, вновь поворачиваясь ко мне, - так меня зовут. А это, - ткнув пальцем в сторону Профессора продолжал незнакомец, - мой лучший друг, профессор Мориарти.
- Т-т-тот самый??? – пролепетал я, заикаясь и бледнея.
- Тот самый, - передразнивая меня шутейно откланялся Шерлок. – Профессор, ты что, своему знакомому ничего не объяснил?
- Я пытался, - виновато понурился Профессор.
- Знаю я твои попытки, - возвел очи горе Шерлок Холмс. – Опять, небось, филосовствовал.
- Ощущения реального, характерные для каждого конкретного момента, являются сублимацией индивидуального опыта человека, - услышав слово «философствовать», произнесли с дальнего столика.
- Заткнись, Мартин, - вдвоем отреагировали Холмс и Мориарти. Мартин, не отличаясь оригинальностью, почмокал губами, сказал «угу» и вновь уткнулся в стол.
- Ну ладно, не буду мешать вашему общению, профессор, - Холмс горячо потряс протянутую ему сухощавую руку и удалился в поисках свободного столика.
Профессор, проводив взглядом друга, вернулся на свое место рядом со мной.
- Да сядьте же наконец, молодой человек, - успокаивающе обратился ко мне Мориарти. – Вы что, собираетесь наслаждаться тушеным кроликом стоя?
Я, с трудом переборов свои онемевшие ноги, несколько неловко уселся. Ощущение утраты реальности все больше терзало меня, поэтому я задал самый тупой и занудный вопрос в мире: - Что это было?
- Мой друг, Шерлок Холмс, - уплетая кролика, пожал плечами Мориарти.
- На самом деле Шерлок Холмс? – все еще борясь с собственными ощущениями допытывался я.
- Ну да, а что? – удивился Мориарти.
- Какой-то он… - я запнулся, пытаясь подобрать правильное определение, но красноречие окончательно покинуло меня, и я выдал: - не такой.
- Какой не такой? – еще больше округлил глаза Профессор.
- Не такой, каким его создал Автор, - отрезал я.
При слове «автор» некоторые посетители таверны вздрогнули, другие обернулись, осуждающие глядя на меня, а некоторые презрительно фыркнули. Среди последних оказался и Шерлок Холмс.
- Изо всех людей, наделенных талантом к творчеству, писатели, или как вы изволили выразиться, Авторы, - самые безответственные люди в мире, - сурово произнес господин неохватного телосложения с грустным лицом и рыбьими глазами.
- Что вы хотите этим сказать? – вопросил я, принимая позу, соответствующую долгому и интересному спору – нога на ногу, слегка вразвалочку.
- Видите ли, пытаясь донести до читателя все, что они желают сказать, Авторы, вольно или невольно, пытаются сравниться с Богом. Они создают целые миры и вселенные, оживляя их своей фантазией, чудесным образом сталкивающейся с фантазией читателя, но этого Авторам и вовсе мало. У них хватает наглости и тщеславия думать, будто они всемогущи и всевластны над тем, что создали. Особенно – над своими персонажами. Вытворяют над нами, что хотят. Влюбляют, убивают, воскрешают, заставляют дружить с теми, кого мы терпеть не можем и ненавидеть тех, кто нам близок.
- Так вот, - продолжал толстяк. – Авторы творят с нами все что хотят, и их очень мало интересует, что мы сами об этом думаем. Хорошо, что есть эта таверна, где каждый из нас хоть ненадолго может побыть самим собой.
- Постойте-постойте, - до меня медленно начал доходить смысл всего происходящего. – Так вы что, все – литературные герои?
- Ну, пусть будет так. Грубовато, но другого определения пока не придумали, - виновато улыбнулся Мориарти, отрываясь от поглощения кролика.
- Ну тогда вы говорите полную нелепицу, - торжественно произнес я. – Ведь вы же сами по себе не могли бы существовать, если бы не было Авторов. Да, человеку свойственно определенное тщеславие, в творческом порыве он частенько забывается. Но как вообще можно думать о том, чтобы спрашивать мнение вымышленного персонажа?
- Ну ладно, тем, кто нас создал, это отчасти простительно, но что вы скажете о всяческих там продолжателях и авторах фан-фиков?
- Честно говоря, я к подобным затеям всегда относился с предубеждением. Но если продолжение не уступает по качеству оригиналу, так что ж, - пусть будет, - пожал я плечами.
- Но эти горе-продолжатели вообще распоясались! – вскочил с места, хлопнув по крышке столика Холмс. – Вы представляете себе, что со мной вытворяли сегодня? Оставили одного в гостиничном номере, обнаженного, прикованного к спинке кровати наручниками! Думаете, мне это нравится? Меня-то спросили?
- Да полно вам, - улыбнулся я, - это всего лишь вымысел, забавный вымысел.
- А вот мне что-то не до смеха, - буркнул Шерлок.
- Да-да, и потом эта постоянная дерготня несколько утомляет, - вновь вмешался толстый господин.
- Что за дерготня? – удивился я.
- Видите ли, каждый раз, когда какой-нибудь захудалый прозаик вознамерится использовать в своем творении наши образы, мы должны исполнять его волю и желание. Знаете эту сказочку про джинна и бутылку? Так вот здесь все гораздо хуже и печальнее. Стоит кому-нибудь написать фразу, скажем, «Геральт из Ривии получил самый необычный заказ в своей жизни», как Геральту тут же придется покинуть тот мир, для которого он создан, ну или эту таверну, и мчаться играть предназначенную неведомым автором роль. Из раза в раз. Вечно. Ну, или до тех пор, пока персона Геральта вызывает интерес у читателей.
- И именно поэтому таверна «На перекрестке миров», - единственное место во всей вселенной, где запрещено пользоваться письменными принадлежностями. Вдруг кому-нибудь из посетителей взбредет в голову накропать какую-нибудь вещицу, где будет фигурировать уже знакомый персонаж, либо будет создан новый.
- Ну ладно, допустим, - смиренно сложил я руки в жесте буддийского монаха. – А что значит фраза «быть самим собой»? Разве вы не должны быть такими, какими вас задумал самый первый Автор?
- Должны, - фыркнул толстяк. – Вы, люди, всегда категоричны. Еще скажи – обязаны. Нам до смерти надоедает изображать из себя тех красавцев-героев или отпетых злодеев, какими нас видят Автор или читатели. Приходя сюда из своих миров, мы становимся просто собеседниками, обычными людьми, со своими хорошими и плохими качествами, со своими ошибками и достижениями, и нам абсолютно наплевать в этот момент, кто кем должен быть и кто кому должен приходиться. Все, кому нравится заранее заданная ему роль, сюда не приходят.
- И слава Богу, - вставил Холмс.
- А, понял, - облегченно вздохнул я, - в этой таверне все происходит шиворот-навыворот: злодеи могут стать добрыми, враги – друзьями, уроды – красавцами.
- Да ничего ты не понял, - сердито буркнул толстяк. – Сколько можно мыслить черно-белыми категориями?
- Экстраполяция традиционных этических категорий в условиях дезориентации сознательной деятельности, - откликнулись с дальнего столика.
- Заткнись, Мартин!!!
Мартин послушно угукнул и опять уткнулся в стол.
- Да понял я, понял, - ворчливо огрызнулся я. – В этом месте только вы сами решаете, какими вам быть.
- Ну это уже кое-что, - улыбнулся толстяк.